Прочитано:

73%

26. Операция "Цеппелин"

     Претензии к службам СД - ЕЕ функции и задачи - Подготовка русских военнопленных для работы на Германию - Теория партизанской войны - споры с русскими пленными - Планы диверсий на предприятиях тяжелой промышленности - "Армия" полковника Власова - "Дружина" - Институт Ванзее - Доклад о положении России - Гиммлер критикует мой отдел.

     Несмотря на впечатляющие успехи наших войск на восточном фронте, к лету 1042 г. для людей осведомленных стало очевидно, что наше положение осложняется. Во-первых мы были сильно удивлены боеспособностью и еще более - количеством русских войск. Во вторых, сопротивление в германском тылу, ранее выражавшееся в периодических акциях отдельных подразделений, переросло в хорошо организованную партизанскую войну, связывавшую силы безопасности, которые были нужны повсюду.
     Гиммлер и Гейдрих давили на меня, требуя боевых разведывательных, ибо получaemого материала не хватало. По их мнению, мы не имели точной информации ни о политической ситуации, ни о военном производстве. Усиление активности партизан и серьезные нарушения коммуникаций свидетельствовали лишь о нашей неспособности нанести ответный удар, на что очень настойчиво обращали внимание фюрера.
     Состоялось несколько довольно резких разговоров с Гейдрихом, а позднее - с Гиммлером относительно того, что обьем и результаты работы разведки не отвечают требованиям ситуации на фронтах.
     Особенно Гиммлера интересовало, почему наши разведдонесения о Советском Союзе настолько неточны. Он снова напомнил мне слова фюрера:"Мы должны покончить с русскими прежде, чем в дело вступят другие." Я сказал ему, что причина неадекватности информации - в недостаточной материальной и кадровой поддержки. Если офицеры по кадрам утверждали, будто передали мне сотни людей, это было недостаточно. Сама по себе численность значила не слишком много, перед нами стояла задача подготовки огромного количества иностранцев, лингвистов и других специалистов, к тому же мы испытывали серьезный недостаток технического оснащения. Что же другое могло из этого выйти? Достаточной подготовки к войне не велось, да и нельзя было мгновенно ликвидировать отставание, складывавшееся годами. Наша информационная сеть с центрами в Швеции, Финляндии, на Балканах и в Турции действовала на полную мощность, однако достаточно четкой картины, пригодной для долгосрочного планирования, нам не давали.
     Меня просили обратить особое внимание на разведку непосредственно во фронтовой полосе, при этом, однако, не отдавалось отчета, с какими трудностями сталкивалась такая деятельность. Наши сотрудники, ни в количественном отношении ни с точки зрения их подготовки не отвечали предьявлявшимся требованиям, к тому же постепенному и неклонному развертыванию нашей работы мешали торопливые и противоречивые команды сверху. С другой стороны, нам приходилось считаться с тщательнйо и неусыпной контрразведывательной деятельностью русской тайной полиции.
     Разведывательную работу против России курировали три сектора. В задачу первого сектора входил сбор и, координация информации, поставляемой нашими постоянными агентами в разных странах. Мы стремились собрать как можно больше информации, и секретной и открытой. Источниками открытой информации были газеты, официальная статистика, книги и другие публикации. Такого рода сведения, как правило, были необходимы в целях долгосрочного анализа, и от работавших с ними требовался высокий уровень интеллекта. Они должны были принадлежать к разным национальностям, поэтому приходилось их использовать, невзирая на их расовую, религиозную и т.п. принадлежность. Для осуществления этой работы во всех столицах Европы были организованы информационные центры наподобие Берлинского.
     Через один из таких центров, о существовании которого было известно только третьим сотрудникам в Берлине, мы имели прямую связь с двумя офицерами генерального штаба маршала Рокоссовского. Любопытно, что оба выражали сомнение в лояльности последнего к Сталину. Предполагалось, что сам Рокоссовский, бывший офицер царской армии, провел несколько лет в Сибири.
     Позднее, когда мне подчинили военный сектор адмирала Канариса, появился и еще один важный центр. Во главе его стоял немецкий еврей, который работал уникальным образом. Штат центра состоял из двух человек, все здесь было механизировано. Информациооная сеть охватывала разные страны и проникала во все слои общества. Он своевременно получал точные донесения из высшего командования русской армии, особое значение которым придавал аналитический отдел нашего армейского главнокомандования. Этот человек действительно работал мастерски. Он мог добывать и развернутые стратегические планы, и детали о передвижении войск вплоть до дивизионного уровня; его донесения обычно на 2-3 недели опережали события, так что наше руководство было в состоянии предпринять контрмеры, или я должен уточнить - могло предпринять, если бы Гитлер обращал на такую информацию побольше внимания. Я должен был биться как лев, чтобы защитить такого ценного специалиста от Мюллера и спасти его от интриганов из моего отдела и Люфтваффе. за Кальтенбруннером и Мюллером стояли люди, решившие избавиться от "еврея". В качестве предлога использовалось не только его еврейское происхождение, но и самые вероломные утверждения, будто он участвует в широкомасштабной акции по дезинформации, осуществляемой русской разведкой. Предполагалось, что длительное время нас нарочно снабжали достоверными сведениями, чтобы сбить с толку в решающий момент подсунув ложную информацию.
     Второй сектор отвечал за операцию "Цеппелин". Ее главной целью была заброска в советский тыл крупных формирований из русских пленных. Они получили статус германских военнослужащих, униформу вермахта, их отлично кормили, предоставляли чистое жилье, демонстрировали пропагандистские фильмы и давали возможность путешествовать по Германии. Тем временем, ответственные за их подготовку с помощью информаторов могли выяснить их действительное настроение: хотели ли они всего лишь попользоваться предоставленными преимуществами, стали ли они противниками сталинистской системы; или же разрывaemые внутренним конфликтом, колебались между двумя идеологиями - нацизмом и сталинизмом.
     Получив необходимую подготовку и снаряжение, они должны были последовать на Восточный фронт и использоваться для сбора информации и проникновения в русские, партизанские отряды - главной задачей операции "Цеппелин" была борьба с партизанами. Учитывая, что предстояло действовать на огромных территориях, и неизбежны большие потери, готовились также специальные группы для особых разведывательных миссий, в том числе для установления контактов с германскими эмигрантами в России.
     Для осуществления этого плана было создано три подразделения, "Юг", "Центральное", "Север". Эти подразделения, которые должны были заниматься саботажем, подрывной деятельностью и сбором информации, предстояло перебрасывать через линию фронта на всем его протяжении специальной эскадрильей Люфтваффе. Главными средствами связи должны были служить системы курьеров и тайная радиосвязь.
     Большинство агентов забрасывалось в районы, где они могли воспользоваться помощью друзей. Некоторых из них снабдили велосипедами, элементами питания и радиопередатчиками с педальным механизмом: постоянно крутя педали, можно было обьяснить скрытую и беспрепятственную радиопередачу. Одному из агентов удалось даже с русским воинским эшелоном добраться до Владивостока. Он добыл и сообщил нам подробные сведения о перемещениях войск.
     Огромные размеры русской территории давали возможность нашим агентам беспрепятственно перемещаться, иногда в течение нескольких месяцев, но в конце концов, большинство из них было схвачено НКВД.
     Чтобы выследить наших агентов НКВД могло задействовать целую дивизию или партизанский отряд.
     Операция"Цеппелин" успешно развивалась, но все мои сетования по поводу встречавшихся трудностей наталкивались на стереотипный ответ:"Все это очень хорошо, но ваше задание остается неизменным - снабжать информацией фюрера." На явный недостаток подготовки, квалифицированных кадров и специального снаряжения не обращалось никакого внимания.
     Гитлер хотел иметь точные сведения об организации русских партизанских отрядов, их структуре и командовании, детально знать их задачи. я сделал эту проблему приоритетной и намеревался дать специальные задания в ходе намечавшейся командировки в Швецию и Норвегию.
     Я выдвинул несколько соображений о партизанской войне, которые первоначально изложил Гейдриху, а затем и Гиммлеру: всякая партизанская война, всякое активно действующее и набирающее силу движение сопротивления условием своего развития имеет наличие идеи или идеала, которые обьединяют его участников. Эта идея должна быть достаточно сильна, чтобы возбуждать их энергию и решимость. Разумеется, в продолжающейся партизанской войне необходим и высокий уровень командования, но именно боевой дух каждого участника является решающей силой. Я обсуждал эту проблему в долгих ночных спорах с русскими офицерами и русскими сотрудниками института Ванзее. Для меня стало ясно, что Сталин и другие русские лидеры способствовали развитию такой формы партизанской войны, в ходе которой партизанские отряды действовали с характерной для обеих сторон жестокостью.
     Русские использовали жестокость немецких войск как обоснование для своих действий. так назывaemый "Комиссар-бефель"(приказ расстреливать всех комиссаров) пропагандистские рассуждения о том, что русские - недочеловеки, массовые растрелы, проводимые "ейнзатцгруппами", специальными силами безопасности, взаимодействовавшими с армией позади зоны боевых действий - все это психологически способствовало подьему духа несгибaemого сопротивления среди партизан. Мои русские собеседники полагали, что, на самом деле, Сталину выгодны эти действия, и, по -моему мнению, наши заявления о законности таких акций подтверждали эту идею. Как считал один из них, важнейшей целью партизанской войны было вызвать жестокие действия, и все, что обеспечивало бы поддержку ее населением, было лправдано. Совершенные жестокости должны были приписываться германским завоевателям - это заставляло бы колеблющихся перейти к активному сопротивлению. Если бы, исходя из интересов русских, надлежало показать ненадежных, это следовало осуществить так, чтобы создать впечатление, что показывают немцы. В таком случае оставшаяся часть населения проявила бы большую готовность поддержать партизанские действия.
     В другом докладе приводились специальные директивы НКВД о формах содействия партизанским отрядам. НКВД должен был засылать в германскую армию и правительственные учреждения наиболее надежных агентов, которые действовали бы в качестве советников и информаторов. Их задачи, кроме поддержания тесного контакта с партизанами - сообщения достоверных или ложных сведений, состояла в том, чтобы убедить германские оккупационные власти в необходимости жестких мер против отдельных групп населения, в частности, евреев и кулаков. Разумеется, казни, ликвидация и депортации должны были истолковываться как сознательные проявления жестокости немцев против русского народа. Это была поистинне дьявольская программа, которой по-видимому, следовали русские руководители, и по своим последствиям она была не менее ужасной, чем меры, предпринимaemые немцами.
     Гиммлер и Гейдрих не верили в то, что русское руководство имело время и достаточные способности для разработки столь сложных идей.
     Я обьяснил им, что мои взгляды основываются на информации, полученной из донесений и профессиональных оценок моих советников. Более того, добавлял я, русские лидеры лучше, чем мы, знают свой народ и не обманывают себя пропагандистскими рассуждениями о русском "недочеловеке". За это я получил серьезную взбучку и некоторое время должен был держать язык за зубами.
     Позднее я снова вернулся к этому вопросу, но на сей раз вел себя очень осторожно. Я сделал вывод, что следовало бы предложить работающим на нас русским пленным привлекательный идеал, ради которого стоило бы рисковать жизнью. Национал-социализм для этого не годился; его идеалы были чуждыми для них. Скорее всего, их могла увлечь надежда на будущую автономию. Но такая идея никого из моих начальников не заинтересовала. Они продолжали старую линию: одеть русских в германскую форму и предоставить им более подходящие условия. Они награждали русских медалями, рассказывали им о высоком жизненном уровне в Германии и эффективной организации германского государства. В некоторых случаях это давало результаты, но для большинства требовалось нечто больше подходившее русскому характеру, способное удовлетворить вечное стремление к независимости. Позднее я мог говорить об этом с Гиммлером более откровенно. К концу 1942 г. он стал более восприимчив к моим идеям, но я едва ли мог надеяться на его окончательное "да" из-за укоренившихся в Гиммлере предрассудков относительно Востока. На него слишком сильное влияние оказали идеи, которые Гитлер вбивал в него последние 20 лет. Обсуждать этот вопрос с Гейдрихом я прекратил довольно рано. Он весьма откровенно продемонстрировал мне свои м ысли, когда заявил "смотрите не получите однажды медаль от Сталина". Это было ясное предупреждение о том, что в пропагандистской работе с русскими пленными он желал пользоваться национал-социалистическими концепциями в чистом виде.
     У меня состоялось несколько интересных бесед с двумя русскими военными. Один из них был офицером генерального штаба, другой - ефрейтором. Оба были москвичами, один-профессиональным военным, другой - инженером-гидравликом. Их взяли в плен в августе 1941 года в Брянске, и они прошли несколько этапов нашей подготовки. Оба, как оказалось, обладали широким кругозором, были людьми интеллигентными и надежными. Их зачислили в группу советников по осуществлению операции "Цеппелин" в Берлине и предоставили жилье как обычным гражданским лицам. Я навестил их в сопровождении руководителя сектора (section), балтийского немца с хорошим образованием, который был превосходным переводчиком и уже много раз беседовал с ними. С его помощью у нас состоялся живой интересный разговор, облегченный принесенным нами спиртным.
     Русские сильно отличались друг от друга. Офицер был опытным спорщиком и убежденным сталинистом. На второго режим повлиял весьма умеренно и он смотрел на его недостатки со здоровым реализмом. Оба были твердо убеждены в победе России в войне. Это убеждение не было результатом пропаганды. Его источник был значительно глубже. В своем мнении они исходили из различных посылок. Офицер исходил из величайших качеств Сталина как лидера и мощи русской армии. Другой наш собеседник, мысливший более примитивными категориями, просто сказал:"Вам, немцам никогда не удастся покорить русский народ и огромные пространства России. Даже если вам удастся предоставить народам независимость, это будет лишь временным шагом на пути к неизбежному распространению коммунизма". Он также сказал, что в России поднялась волна патриотизма, такие пьесы, как "Кутузов", "Жизнь за царя" и "Князь Игорь" с успехом были возобновлены в Москве. В каждой из них завоеватель после первых больших успехов терпел поражение благодаря удивительной храбрости русского народа и огромным пространствам страны.
     Офицер рассказывал о разговорах руководителей Красной армии, свидетелем которых он был. Из них следовало, что Сталин был готов пожертвовать 20-30 миллионами людей, чтобы поглубже заманить противника. Это со временем ослабило бы немецкий удар, и главные сражения произошли бы там, где их решили бы дать русские, в условиях суровой зимы. Одни лишь растянутые коммуникации сьели бы значительную часть германских ресурсов и были бы весьма уязвимы для нападений партизан. При отступлении русские не оставили бы врвгу ни одной машины, ни одного завода, ни одной бочки бензина. В конце концов, под давлением сил природы, под грузом собственных успехов и контрмер русских, немцы были бы разгромлены в результате нового хорошо организованного контрнаступления.
     После этого разговора я глубоко задумался. На меня сильное впечатление произвела прямота, с которой оба моих собеседника отстаивали свои взгляды, казавшиеся (я должен был это признать)вполне разумными.
     Я доложил о своем разговоре Гейдриху, добавив, что, разумеется, трудно было понять их логику. Наши военные успехи были настолько велики, что я не представлял себе, как русское государство и его народы смогут осуществить необходимую раорганизацию. Конечно, имелись определенные сомнения, располагал ли Сталин военно-экономическим потенциалом, достаточным для реализации указанного плана. Впрочем не следовало забывать о том, что люфтваффе еще не наносило ударов по промышленным районам на западе и востоке Урала.
     Гейдрих обсудил проблему с Гиммлером и попросил меня подготовить доклад для Гитлера в письменном виде. Три недели спустя Гейдрих вернул мой доклад со словами, что фюрер посчитал его абсолютной чушью. Я осторожно ответил:"Я не вполне с этим согласен", но добавил, что в настоящий момент мы не станем рисковать.
     Если бы мы располагали достаточным количеством самолетов, то могли бы нанести существенный урон промышленным предприятиям русских. Мы завершили предварительную подготовку к таким действиям и провели испытания снаряда "Фау-1", который доставлялся в район цели бомбардировщиком с большим радиусом действия и направлялся на цель "пилотом-самоубийцей". Многие пилоты уже ожидали таких заданий. Они должны были атаковать индустриальные комплексы в районах Куйбышева, Челябинска, Магнитогорска и Донбасса.