| Прочитано: |   | 12% |
| Назад | Далее Оглавление Каталог библиотеки |
| Прочитано: | | 12% |
Когда до тончайшей мелочи Bесь день пред тобой на весу, Лишь знойное щелканье белочье Не молкнет в смолистом лесу. И млея, и силы накапливая, Спит строй сосновых высот. И лес шелушится и каплями Роняет струящийся пот.
Сады тошнит от верст затишья. Столбняк рссерженных лощин Страшней, чем ураган, и лише, Чем буря, в силах всполошить. Гроза близка. У сада пахнет Из усыхающго рта Крапивой, кровлей, тленьем, страхом. Встает в колонны рев скота.
- 22 -
На кустах растут разрывы Облетелых туч. У сада Полон рот сырой крапивы: Это запах гроз и кладов.
Устает кустарник охать. В небе множатся пролеты. У босой лазури - походь Голенастых по болоту.
И блестят, блестят, как губы, Не утертые рукою, Лозы ив, и листья дуба, И следы у водопоя.
Так приближается удар За сладким, из-за ширмы лени, Во всеоружьи мутных чар Довольства и оцепененья.
Стоит на мертвой точке час Не оттого ль, что он намечен, Что желчь моя не разлилась, Что у меня на месте печень?
Не отсыхает ли язык У лип, не липнут листья к небу ль В часы, как в лагере грозы Полнеба топчется поодаль?
И слышно: гам ученья там, Глухой, лиловый, отдаленный. И жарко белым облакам Грудиться, строясь в батальоны.
Весь лагерь мрака на виду. И, мрак глазами пожирая, В чаду стоят плетни. B чадуТелеги, кадки и сараи.
Как плат белы, забыли грызть Подсолнухи забыли сплюнуть, Их всех поработила высь, На них дохнувшая, как юность.
- 23 -
Гроза в воротах! На дворе! Преображаясь и дурея, Во тьме, в раскатах, в серебре, Она бежит по галерее. По лестнице. И на крыльцо. Ступень, ступень, ступень. - Повязку! У всех пяти зеркал лицо Грозы, с себя сорвавшей маску.
За окнами давка, толпится листва, И палое небо с дорог не подобрано. Bсе стихло. Но что это было сперва! Теперь разговор уж не тот и по-доброму. Сначала все опрометью, вразноряд Ввалилось в ограду деревья развенчивать, И попранным парком из ливня - под град, Потом от сараев - к террасе бревенчатой. Теперь не надышишься крепью густой. А то, что у тополя жилы полопались,- Так воздух садовый, как соды настой, Шипучкой играет от горечи тополя. Со стекол балконных, как с бедер и спин Озябших купальщиц,- ручьями испарина. Сверкает клубники мороженный клин, И градинки стелются солью поваренной. Bот луч, покатясь с паутины, залег В крапиве, но, кажется, это ненадолго, И миг недалек, как его уголек B кустах разожжется и выдует радугу.
Я клавишей стаю кормил с руки Под хлопанье крыльев, плеск и клекот. Я вытянул руки, я встал на носки, Рукав завернулся, ночь терлась о локоть. И было темно. И это был пруд И волны.- И птиц из породы люблю вас, Казалось, скорей умертвят, чем умрут Крикливые, черные, крепкие клювы.
- 24 -
И это был пруд. И было темно. Пылали кубышки с полуночным дегтем. И было волною обглодано дно У лодки. И грызлися птицы у локтя.
И ночь полоскалась в гортанях запруд. Казалось, покамест птенец не накормлен, И самки скорей умертвят, чем умрут Рулады в крикливом, искривленном горле.
Бывает, курьером на борзом Расскачется сердце, и точно Отрывистость азбуки морзе, Черты твои в зеркале срочны.
Поэт или просто глашатай, Герольд или просто поэт, В груди твоей - топот лошадный И сжатость огней и ночных эстафет.
Кому сегодня шутится? Кому кого жалеть? С платка текла распутица, И к ливню липла плеть.
Был ветер заперт наглухо И штемпеля влеплял, Как оплеухи наглости, Шалея, конь в поля.
Бряцал мундштук закушенный, Врывалась в ночь лука, Конь оглушал заушиной Раскаты большака.
Не видно ни зги, но затем в отдаленьи Движенье: лакей со свечой в колпаке.
Мельчая, коптят тополя, и аллея Уходит за пчельник, истлев вдалеке.
Салфетки белей алебастр балюстрады. Похоже, огромный, как тень, брадобрей Мокает в пруды дерева и ограды И звякает бритвой об рант галерей.
- 25 -
Bпустите, мне надо видеть графа. Bы спросите, кто я? Здесь жил органист. Он лег в мою жизнь пятеричной оправой Ключей и регистров. Он уши зарниц Крюками прибил к проводам телеграфа. Bы спросите, кто я? На розыск кайяры Отвечу: путь мой был тернист. Летами тишь гробовая Стояла, и поле отхлебывало Из черных котлов, забываясь, Лапшу светоносного облака. А зимы другую основу Сновали, и вот в этом крошеве Я - черная точка дурного В валящихся хлопьях хорошего. Я - пар отстучавшего града, прохладой В исходную высь воспаряющий. Я - Плодовая падаль, отдавшая саду Все счеты по службе, всю сладость и яды, Чтоб, музыкой хлынув с дуги бытия, В приемную ринуться к вам без доклада. Я - мяч полногласья и яблоко лада. Bы знаете, кто мне закон и судья. Bпустите, мне надо видеть графа. О нем есть баллады. Он предупрежден. Я помню, как плакала мать, играв их, Как вздрагивал дом, обливаясь дождем. Позднее узнал я о мертвом шопене. Но и до того, уже лет в шесть, Открылась мне сила такого сцепленья, Что можно подняться и землю унесть. Куда б утекли фонари околотка С пролетками и мостовыми, когда б Их марево не было, как на колодку, Набито на гул колокольных октав? Но вот их снимали, и, в хлопья облекшись, Пускались сновать без оглядки дома, И плотно захлопнутой нотной обложкой Bалилась в разгул листопада зима. Ей недоставало лишь нескольких звеньев, Чтоб выполнить раму и вырасти в звук, И музыкой - зеркалом исчезновенья Качнуться, выскальзывая из рук. В колодец ее обалделого взгляда Бадьей погружалась печаль, и, дойдя До дна, подымалась оттуда балладой И рушилась былью в обвязке дождя.
- 26 -
Жестоко продрогши и до подбородков Закованные в железо и мрак, Прыжками, прыжками, коротким галопом Летели потоки в глухих киверах.
Их кожаный строй был, как годы, бороздчат, Их шум был, как стук на монетном дворе, И вмиг запружалась рыдванами площадь, Деревья мотались, как дверцы карет.
Насколько терпелось канавам и скатам, Покамест чекан принимала руда, Удар за ударом, трудясь до упаду, Дукаты из слякоти била вода.
Потом начиналась работа граверов, И черви, разделав сырье под орех, Вгрызались в сознанье гербом договора, За радугой следом ползя по коре.
Но лето ломалось, и всею махиной На август напарывались дерева, И в цинковой кипе фальшивых цехинов Тонули крушенья шаги и слова.
Но вы безответны. B другой обстановке Недолго б длился мой конфуз. Но я набивался и сам на неловкость, Я знал, что на нее нарвусь.
Я знал, что пожизненный мой собеседник, Меня привлекая страшнейшей из тяг, Молчит, крепясь из сил последних, И вечно числится в нетях.
Я знал, что прелесть путешествий И каждый новый женский взгляд Лепечут о его соседстве И отрицать его велят.
Но как пронесть мне этот ворох Признаний через ваш порог? Я трачу в глупых разговорах Все, что дорогой приберег.
Зачем же, земские ярыги И полицейские крючки, Вы обнесли стеной религий Отца и мастера тоски?
Зачем вы выдумали послух, Безбожие и ханжество, Когда он лишь меньшой из взрослых И сверстник сердца моего.
- 27 -
Стучат колеса на селе. Струятся и хрустят колосья. Далеко, на другой земле Рыдает пес, обезголосев. Село в серебряном плену Горит белками хат потухших, Брешет пес, и бьет в луну Цепной, кудлатой колотушкой. Мигают вишни, спят волы, Внизу спросонок пруд маячит, И кукурузные стволы За пазухой початки прячут. А над кишеньем всех естеств, Согбенных бременем налива, Костлявой мельницы крестец, Как крепость, высится ворчливо. Плакучий харьковский уезд, Русалочьи начесы лени, И ветел, и плетней, и звезд, Как сизых свечек шевеленье. Как губы,- шепчут; как руки,- вяжут; Как вздох,- невнятны,как кисти,- дряхлы, И кто узнает, и кто расскажет, Чем тут когда-то дело пахло? И кто отважится и кто осмелится Из сонной одури хоть палец высвободить, Когда и ветряные мельницы Окоченели на лунной исповеди? Им ветер был роздан, как звездам - свет. Он выпущен в воздух, а нового нет. А только, как судна, земле вопреки, Воздушною ссудой живут ветряки. Ключицы сутуля, крыла разбросав, Парят на ходулях степей паруса. И сохнут на срубах, висят на горбах Рубахи из луба, порты - короба. Когда же беснуются куры и стружки, И дым коромыслом и пыль столбом, И падают капли медяшками в кружки, И ночь подплывает во всем голубом, И рвутся оборки настурций, и буря, Баллоном раздув полотно панталон, Вбегает и видит, как тополь, зажмурясь, Нашествием снега слепит небосклон,-
- 28 -
Тогда просыпаются мельничные тени. Их мысли ворочаются, как жернова. И они огромны, как мысли гениев, И несоразмерны, как их права.
Теперь перед ними всей жизни умолот. Все помыслы степи и все слова, Какие жара в горах придумала, Охапками падают в их постава.
Завидевши их, паровозы тотчас же Врезаются в кашу, стремя к ветрякам, И хлопают паром по тьме клокочущей, И мечут из топок во мрак потроха. А рядом, весь в пеклеванных выкликах, Захлебываясь кулешом подков, Подводит шлях, в пыли по щиколку, Под них свой сусличий подкоп.
Они ж, уставая от далей, пожалованных Валам несчастной шестерни, Меловые обвалы пространств обмалывают И судьбы, и сердца, и дни.
И они перемалывают царства проглоченные, И, вращая белками, пылят облака, И, быть может, нигде не найдется вотчины, Чтобы бездонным мозгам их была велика.
Но они и не жалуются на каторгу. Наливаясь в грядущем и тлея в былом, Неизвестные зарева, как элеваторы, Преисполняют их теплом.
Был утренник. Сводило челюсти, И шелест листьев был как бред. Синее оперенья селезня Сверкал за камою рассвет.
Гремели блюда у буфетчика. Лакей зевал, сочтя судки.
В реке, на высоте подсвечника, Кишмя кишели светляки.
Они свисали ниткой искристой С прибрежных улиц. Било три. Лакей салфеткой тщился выскрести На бронзу всплывший стеарин.
- 29 -
Седой молвой, ползущей исстари, Ночной былиной камыша Под пермь, на бризе, в быстром бисере Фонарной ряби кама шла. Bолной захлебываясь, на волос От затопленья, за суда Ныряла и светильней плавала B лампаде камских вод звезда. На пароходе пахло кушаньем И лаком цинковых белил. По каме сумрак плыл с подслушанным, Не пророня ни всплеска, плыл. Держа в руе бокал, вы суженным Зрачком следили за игрой Обмолвок, вившихся за ужином, Но вас не привлекал их рой. Вы к былям звали собеседника, К волне до вас прошедших дней, Чтобы последнею отцединкой Последней капли кануть в ней. Был утренник. Сводило челюсти, И шелест листьев был как бред. Синее оперенья селезня Сверкал за камою рассвет. И утро шло кровавой банею, Как нефть разлившейся зари, Гасить рожки в кают-компании И городские фонари.
| Далее... | Назад Оглавление Каталог библиотеки |