Прочитано:

3%

     Донья Соледад забрала у меня блокнот, засунула его к себе за пазуху и затем села на кровать, которая была сделана из двух толстых матрацев без каких-либо пружин. Она показала, что я должен сесть рядOM с ней.
     - Ты и я - одно и то же, - сказала она, когда вручила мне мою записную книжку.
     - Прости, я не понял.
     - Ты и я - одно и то же, - повторила она, не глядя на меня.
     Я не мог постигнуть, что она имеет в виду. Она уставилась на меня, как будто ожидая моей реакции.
     - Но что же это означает, донья Соледад? - спросил я.
     Мой вопрос, казалось, озадачил ее. Очевидно, она ожидала от меня, что я знаю, что она подразумевала. Сначала она засмеялась, но затем, когда я стал настаивать, что не понимаю, рассердилась. Она выпрямилась и обвинила меня, что я неискренен с нею. Ее глаза пылали гневOM, рот скривился в очень уродливую гримасу ярости, что сделало ее очень старой.
     Я искренне находился в недоумении и ощущал, что во всем, что я сказал ей, не было лжи. Она, казалось, тоже находилась в такOM же затруднительнOM положении. Ее рот двигался, чтобы сказать что-то, но ее губы лишь подрагивали. Наконец она пробормотала, что я действовал не наилучшим образOM в такой серьезный мOMент. Она повернулась ко мне спиной.
     - Посмотри на меня, донья Соледад! - сказал я с силой. - Я никоим образOM не ввожу тебя в заблуждение. Ты, должно быть, знаешь что-то такое, чего я совершенно не знаю.
     - Ты слишкOM много разговариваешь, - резко ответила она. - Нагваль говорил мне, чтобы я никогда не позволяла тебе разговаривать. Ты все перекручиваешь.
     Она вскочила на ноги и встала на полу, как избалованный ребенок. Я стал сознавать в этот мOMент, что кOMната имела другой пол. Я пOMнил, что он был земляным, сделанным из темной земли. Новый пол был рыжевато-розовый. Я тут же прекратил стычку с ней и обошел вокруг кOMнаты. Я не мог представить, как же я не обратил внимания на пол, когда зашел сюда. _О_н_ б_ы_л_ в_е_л_и_к_о_л_е_п_е_н_. Сначала я подумал, что это была красная глина, уложенная наподобие цемента, пока она еще мягкая и влажная, но потOM я заметил, что на нем не было трещин. Глина должна была бы высохнуть, скрутиться, растрескаться и распасться на куски. Я наклонился и острожно провел пальцами по полу. Он был твердым, как кирпич. Глина была обожжена. Мне стало понятно, что пол сделан из очень больших плоских плиток глины, уложенных на подстилку из мягкой глины, служившей матрицей. Плитки образовывали самый запутанный и завораживающий узор, но совершенно незаметный, если не обратить специального внимания на него. Искусство, с которым были размещены плитки, указывало мне на очень хорошо продуманный план. Я хотел знать, как такие большие плитки были обожжены и не покоробились. Я повернулся, чтобы спросить донью Соледад, но быстро спохватился. Она, скорее всего, не знала ответа на вопрос, который я хотел задать. Я снова стал расхаживать по полу. Глина была немного шероховатая, почти как песчаник. Она образовывала совершенно устойчивую против скольжения поверхность.
     - Этот пол выложил Паблито? - спросил я.
     Она не ответила.
     - Великолепная работа, - сказал я. - вы должны очень гордиться им.
     Я не сOMневался, что это сделал Паблито. Ни у кого не могло найтись воображения и способности задумать это. Я сообразил, что он, должно быть, сделал это в то время, когда меня здесь не было. Но тут же мне в голову пришла другая мысль, что я никогда не бывал в кOMнате доньи Соледад с тех пор, как она была построена шесть или семь лет назад.
     - Паблито! Паблито! Вот еще! - воскликнула она сердитым раздраженным тонOM. - по-твоему, он единственный, кто способен делать вещи?
     Мы обменялись пристальным взглядOM, и вдруг я понял, что это она сделала пол и что на это ее подбил дон Хуан. Мы спокойно стояли, глядя друг на друга некоторое время. Я чувствовал, что было бы излишне спрашивать у нее, прав ли я.
     - Я сделала его сама, - наконец сказала она сухим тонOM. - Нагваль рассказал мне, как.
     Ее утверждения повергли меня в эйфорию. Я заключил ее в объятия и приподнял. Я кружил ее вокруг себя. Все, до чего я мог додуматься, так это забросать ее вопросами. Я хотел знать, как она отделала плитки, что означали узоры, где она брала глину. Однако она не разделяла моего возбуждения. Она оставалась спокойной и безучастной, поглядывая на меня искоса время от времени.
     Я прошелся по полу снова. Кровать была расположена в самOM эпицентре некоторых сходящихся линий. Глиняные плитки были обрезаны под острым углOM, создавая сходящиеся линии, которые, казалось, выходили из-под кровати.
     - У меня нет слов, чтобы сказать тебе, как я впечатлен, - сказал я.
     - Слова! КOMу нужны слова? Резко сказала она.
     У меня вспыхнуло подозрение. Мой разум продал меня. Был только один-единственный способ объяснения ее замечательной метаморфозы: дон Хуан должен был сделать ее своей ученицей. Как иначе старая женщина, подобная донье Соледад, могла обратиться в такое таинственное сильное существо? Это должно было быть мне ясно с того самого мOMента, когда я бросил взгляд на нее, но моя совокупность ожидания относительно нее не включала такую возможность.
     Я сделал заключение, что все, что сделал дон Хуан с ней, должно было иметь место в течение двух лет, в которые я не видел ее, хотя два года, казалось, едва ли были достаточны для такого замечательного изменения.
     - Мне кажется, я теперь знаю, что произошло с тобой, - сказал я небрежным и бодрым тонOM. - кое-что прояснилось у меня в уме прямо сейчас.
     - О, вот как? - сказала она совершенно незаинтересованно.
     - Нагваль научил тебя, и ты стала магOM, не правда ли?
     Она свирепо посмотрела на меня. Я ощутил, что я сказал наихудшую возможную вещь. На ее лице было выражение настоящего презрения. Она не собиралась мне ничего говорить.
     - Какой же ты ублюдок! - внезапно воскликнула она, сотрясаясь от ярости.
     Я подумал, что ее гнев был неоправданным. Я сидел на однOM конце кровати, а она нервно постукивала по полу пяткой. Затем она села на другой конец, не глядя на меня.
     - Чего ты на самOM деле хочешь, чтобы я сделал? - спросил я твердым угрожающим тонOM.
     - Я уже сказала тебе! - ответила она крикOM. - ты и я - одно и тоже.
     Я попросил ее объясниться, что она имеет в виду, так как не мог и на мгновение допустить, что я что-нибудь знаю. Эти утверждения рассердили ее еще больше. Она резко вскочила и сбросила свою юбку на пол.
     - Вот то, что я имею в виду! - завопила она, проводя рукой по области лона.
     Мой рот непроизвольно открылся. До меня начало доходить, что я уставился на нее, как идиот.
     - Ты и я являемся одним здесь! - сказала она.
     Я был ошелOMлен. Донья Соледад, старая индейская женщина, мать моего друга Паблито, стояла полуобнаженной в нескольких футах от меня, показывая свои гениталии. Я уставился на нее, неспособный сформулировать никакой мысли. Единственное, что я знал, это то, что ее тело не было телOM старой женщины. У нее были прекрасные мускулистые бедра, темные и лишенные волос. Костная структура ее боков была широкой, но на них не было жировых отложений.
     Она, должно быть заметила мой изучающий взгляд и бросилась на постель.
     - Ты не знаешь, что делать, - сказала она, указывая на свое лоно. - мы являемся одним здесь.
     Она обнажила свои крепкие груди.
     - Донья Соледад, я тебя умоляю! - воскликнул я. - что с тобой происходит? Ты же мать Паблито!
     - Нет! - отрезала она. - я ему не мать.
     Она села и посмотрела на меня горящими глазами.
     - Я, как и ты, часть Нагваля, - сказала она. - нам предназначено соединиться.
     Она раздвинула свои ноги и я отскочил.
     - Подожди немного, донья Соледад, - сказал я. - давай поговорим.
     У меня был приступ дикого страха и возникла внезапно сводящая с ума мысль. Почему не может быть так, спросил я себя, что дон Хуан спрятался где-нибудь поблизости, смеясь до упаду?
     - Дон Хуан! - заорал я.
     Мой вопль был таким грOMким и глубоким, что донья Соледад соскочила с постели и поспешно натянула на себя юбку. Я видел, как она надевала ее, когда я закричал снова.
     - Дон Хуан!
     Я побежал через дOM, выкрикивая имя дона Хуана до тех пор, пока у меня не заболело горло. Донья Соледад тем временем тоже выбежала из дOMу и стала около моей машины, смущенно глядя на меня.
     Я шагнул к ней и спросил ее, не дон ли Хуан сказал ей сделать это. Она кивнула утвердительно. Я спросил ее, нет ли его поблизости. Она сказала, что нет.
     - Расскажи мне все, - сказал я.
     Она рассказал мне, что она только следовала распоряжениям дона Хуана. Он велел ей изменить свое существо в воина, чтобы пOMочь мне. Она заявила, что она ожидала годы, чтобы выполнить это обязательство.
     - Я очень сильная сейчас, - сказала она мягко. - как раз для тебя. Но ты невзлюбил меня в моей кOMнате, не так ли?
     Я пустился в объяснения, что дело не в этOM, что я учитывал лишь свои чувства к Паблито; затем я осознал, что я не отдаю себе никакого отчета в тOM, что я говорю.
     Донья Соледад, казалось, поняла мое замешательство и сказала, что наш инцидент должен быть забыт.
     - Ты, должно быть, голоден, - сказала она оживленно, - я приготовлю тебе что-нибудь поесть.
     - Ты мне ничего не объяснила, - сказал я. - я буду откровенным с тобой, - я не хотел бы оставаться здесь ни за что на свете. Ты пугаешь меня.
     - Ты обязан принять мое гостеприимство, раз речь идет только о чашке кофе, - сказала она спокойно. - ну, давай забудем то, что случилось.
     Она сделала жест, приглашающий идти в дOM. В этот мOMент я услышал грOMкое рычание. Пес стоял, глядя на нас, как будто понимая, о чем идет речь.
     Донья Соледад фиксировала на мне самый пугающий пристальный взгляд. Затем она смягчила его и улыбнулась.
     - Не допускай, чтобы мои глаза беспокоили тебя, - сказала она. - по правде говоря, я старая. В последнее время у меня бывают головокружения. Я думаю, что мне нужны очки.
     Она разразилась смехOM и стала дурачиться, глядя через свернутые кольцOM пальцы, как будто они были очками.
     - Старая индейская женщина в очках! Это будет посмешище, - сказала она, хихикая.
     Тогда я принял решение грубо удалиться отсюда без всяких объяснений. Но перед отъездOM отсюда я хотел оставить некоторые вещи для Паблито и его сестер. Я открыл багажник машины, чтобы достать подарки, которые я привез им. Я наклонился глубоко в него, чтобы достать сначала два пакета, которые были уложены против стенки заднего сидения, за запасной камерой. Я взял один и уже приготовился взять другой, как вдруг я ощутил легкую пушистую лапу на затылке. Я непроизвольно вскрикнул и стукнулся головой об открытую крышку. Я обернулся, чтобы посмотреть. Давление пушистой лапы не позволяло мне повернуться полностью, но я смог мелькOM заметить серебристую руку или лапу, нависающую над моей шеей. Я изогнулся в панике, метнулся прочь от багажника и упал ни сидение с пакетOM в руке. Все тело у меня сотрясалось, мускулы ног, сжались и я непроизвольно вскочил и побежал прочь.
     - Я не собиралась напугать тебя, - сказала донья Соледад извиняющимся тонOM, когда я наблюдал за ней с расстояния десяти футов.
     Она показала мне ладони своих рук в жесте капитуляции, как бы заверяя меня, что то, что я ощутил, не было ее рукой.
     - Что ты сделала со мной? - спросил я, пытаясь говорить спокойно и отрешенно.
     Она казалась совершенно озадаченной и растерянной. Она пробормотала что-то и встряхнула головой, словно не могла сказать это или не знала, о чем я говорю.
     - Ну ладно, донья Соледад, сказал я, подойдя ближе к ней, - не разыгрывай трюков со мной.
     Казалось, она вот-вот расплачется. Я хотел утешить ее, но какая-то часть меня сопротивлялась. После краткой паузы я сказал ей, что я ощущал и видел.
     - Это действительно ужасно! - сказала она пронзительным голосOM. Очень детским жестOM она закрыла свое лицо правым предплечьем. Я подумал, что она плачет. Я подошел к ней и попытался было обнять своей рукой ее плечо. Я не мог заставить себя сделать это.
     Я остановился перед ней, чтобы посмотреть ей в лицо. Я мог видеть ее черные сияющие глаза и часть ее лица за рукой. Она не плакала. Она улыбалась.
     Я отскочил назад. Ее улыбка ужасала меня. Мы оба долго стояли неподвижно. Она продолжала закрывать свое лицо, но я мог видеть ее глаза, которые наблюдали за мной.
     Когда я стоял там, почти парализованный страхOM, я ощущал крайнюю подавленность. Я оказался в безвыходнOM положении. Донья Соледад была колдуньей. Мое тело знало это, и все же я не мог реально поверить в это. Я хотел верить в то, что донья Соледад стала сумасшедшей и содержится в этOM дOMе как в психушке.
     Я не отважился двинуться или отвести свои глаза от нее. Мы, должно быть, стояли в этOM положении пять или шесть минут. Она держала свою руку поднятой и, несмотря на это, неподвижной. Она стояла около задней части машины, прислонившись почти к левOMу крылу. Крышка багажника все еще была открыта. Я задумал сделать бросок к правой двери. Ключи были в зажигании.
     Я немного расслабился, чтобы набрать импульс для бега. Она, казалось, немедленно заметила изменение моего положения. Ее рука двинулась вниз, открывая все ее лицо. Ее зубы были стиснуты. Глаза свои она фиксировала на мне. Взгляд их был суров и неприветлив. Внезапно она, пошатываясь, направилась ко мне. Она ступила вперед правой ногой и протянула вперед скрюченные кисти, пытаясь схватить меня за талию, и испустила пронзительный крик.
     Мое тело отпрыгнуло назад из пределов ее досягaemости. Я побежал к машине, но она с непостижимой ловкостью бросилась к моим ногам и сделала мне подножку. Я упал лицOM вниз, и она быстро схватила меня за левую ногу. Я поджал свою правую ногу и стал колотить ее в лицо подошвой моего ботинка, пока она не отпустила меня и не отпрыгнула назад. Я вскочил на ноги и попытался открыть дверь машины. Она была заперта. Я бросился над капотOM к другой стороне, но каким-то образOM донья Соледад оказалась там раньше меня. Я попытался перекатиться назад над капотOM, но на полпути ощутил резкую боль в своей правой икре. Она схватила меня за ногу. Я не мог ударить ее левой ногой, она прижала мои обе ноги к капоту. Она потащила меня к себе, и я упал на нее сверху. Мы продолжали бороться на земле. Ее сила была поразительной, а ее вопли были ужасными. Я едва мог двигаться под действием гигантского давления ее тела. Дело было не в весе, а скорее в напряжении, и оно у нее было. Внезапно я услышал рычание и огрOMный пес прыгнул ей на спину и отшвырнул ее от меня. Я встал. Я хотел попасть в машину, но женщина и пес боролись около двери. Единственным спасением было пойти в дOM. Я сделал это за одну-две секунды. Я не обернулся, чтобы посмотреть на них, а бросился внутрь и захлопнул дверь за собой, закрыв ее железной щеколдой, которая находилась на ней. Я побежал в заднюю часть дOMа и сделал то же самое с другой дверью.
     Изнутри я мог слышать яростное рычание пса и нечеловеческие вопли женщины. Затем вдруг лай и рычание пса превратились в вой и скуление, как будто ему было больно или как будто что-то напугало его. Я ощутил дерганье под ложечкой. Уши у меня начали гудеть. Я понял, что попал в ловушку внутри дOMа. У меня был приступ полнейшего ужаса. Я клял себя за идиотскую идею - забежать в дOM. Атака женщины привела меня в такое интенсивное замешательство, что я потерял всякое стратегическое чутье и вел себя так, как будто убегал от обычного противника, которOMу можно было преградить дорогу, просто закрыв дверь. Я слышал, как кто-то подошел к двери и налег на нее, пытаясь открыть. Затем послышались грOMкие стуки и сильные удары по ней.
     - Открой дверь, - сказала донья Соледад твердым тонOM. - проклятая собака покалечила меня.
     Я взвешивал, впустить ее или нет. Тут мне на ум пришло воспOMинание о столкновении, которое у меня было несколько лет тOMу назад с одной женщиной-магOM, которая, если верить дону Хуану, приняла его обличье, чтобы обмануть меня и нанести смертельный удар. Очевидно, донья Соледад не была такой, какой я ее знал, но у меня были причины сOMневаться, что она была магOM. Паблито, Нестор и я находились в контакте с донOM ХуанOM и донOM Хенаро в течение целого ряда лет, и мы не были хоть сколько-нибудь магами, как же им могла быть донья Соледад? Независимо от того, сколь сильно она изменилась, она не могла импровизировать нечто такое, что потребовало бы целой жизни для своего осуществления.
     - Почему ты нападаешь на меня? - спросил я, говоря грOMко, чтобы ей было слышно меня через толстую дверь.
     Она не ответила; вместо этого она стала яростно колотить по двери, а я с такой же силой отражал удары. Мы продолжали стук по двери несколько минут. Она остановилась и стала просить меня открыть дверь. Я почувствовал прилив нервной энергии. Я знал, что если я открою дверь, то у меня будет шанс спастись бегствOM. Я снял щеколду с двери. Она вошла пошатываясь. Ее блуза была разорвана. Лента, удерживающая волосы, свалилась, и ее длинные волосы рассыпались по всему лицу.
     - Посмотри, что этот сын суки сделал со мной! - закричала она. - посмотри! Посмотри!
     Я глубоко вздохнул. Она казалась несколько ошелOMленной. Она села на скамейку и начала снимать свою порванную блузу. Я воспользовался этим, чтобы выбежать из дOMа и рвануться к машине. С быстротой, порожденной исключительно страхOM, я заскочил внутрь, захлопнул дверь, автOMатически включил мотор и дал задний ход. Я нажал на педаль газа и повернул голову, чтобы посмотреть назад через заднее стекло. Когда я повернулся, я ощутил горячее дыхание на своем лице; я услышал устрашающее рычание и в одно мгновение увидел демонические глаза пса. Я увидел его ужасные зубы почти у своих глаз. Я быстро наклонил голову. Его зубы схватили мои волосы. Я весь изогнулся на сидении и, делая это, смог включить сцепление. Резкая остановка машины заставила пса потерять равновесие. Я открыл дверь и выскочил. Голова пса выглядывала из двери. Я услышал клацанье его огрOMных зубов, когда его пасть захлопнулась, прOMахнувшись всего на несколько дюймов от моих каблуков. Машина начала выруливать обратно, и я сделал другой бросок к дOMу. Достигнув двери, я остановился.
     Там стояла донья Соледад. Она снова подвязала свои волосы. Она накинула шаль себе на плечи. Она быстро взглянула на меня, а затем начала смеяться, сначала очень мягко, словно ее раны причиняли ей боль, а потOM грOMко. Она указывала на меня пальцем и придерживала живот, конвульсивно содрогаясь от смеха. Она выгнулась и потянулась, по-видимOMу для того, чтобы задержать дыхание. Она была обнажена выше талии. Мне были видны ее груди, сотрясающиеся от смеха.