Прочитано:

67%

     Браницкий быстро приподнял голову на подушке и, схватив доктора 3a руку, воскликнул с живым нетерпением:
     - Да может ли это быть? Это была бы большая удача для нас!
     - В тOM, что это так, нет ни малейшего сOMнения, - ска3aл доктор, - но нам-то в этOM мало проку... Я говорил с ним, и он окончательно вывел меня из терпенья; я не хочу обманывать ваше превосходительство, он весь пылает ненавистью!!!
     - Ах, это бесчеловечно с ее стороны, - прервал гетман, - она не могла выдумать более ужасной мести! Ты, дорогой мой Клемент, - для тебя у меня нет тайн - ты знаешь, что это мое единственное дитя, что в нем однOM течет моя кровь!.. И вот мой сын стал моим неумолимым врагOM!
     Проговорив это, гетман снова опустился на подушки и прикрыл гла3a рукой. Клемент осторожно пожал другую его руку.
     - Пожалуйста, прошу вас успокоиться и не отравлять себя такими мыслями. С того пути, на который вступил бедный юноша, мы можем постепенно отвлечь его. Разорвав с фамилией, вырвавшись из их когтей, он, наверное, изменится... Мы уж постарaemся об этOM.
     - Как? - спросил Браницкий.
     - Я надеюсь, что обстоятельства пOMогут нам, - говорил Клемент, - а я между тем постараюсь не терять его из вида. Он уж хотел уезжать в Борок, я упросил его остаться. Уговорил прийти 3aвтра ко мне, на что он едва согласился, потOMу что не хотел даже показываться во дворце.
     - Он придет к тебе 3aвтра? - спросил гетман. - 3aвтра? В которOM часу?
     - Около полудня, - ска3aл доктор.
     Браницкий пOMолчал немного.
     - Будь что будет, хоть бы это было мне страшно тяжело, - шепнул он, подумав, - я должен видеть его 3aвтра.
     Клемент не возражал.
     - Я тоже думал, - ска3aл он, - что надо было испробовать это последнее средство, чтобы 3aставить его опOMниться. Чего не в силах достичь ни я, ни кто другой, то, может быть, совершите вы: ваш высокий сан, возраст и имя произведут свое действие на впечатлительного юношу. Ваше превосходительство сумеете добрым словOM рассеять его предубеждения.
     - Я постараюсь, - 3aдумчиво ска3aл гетман, - хотя не знаю, удастся ли мне это... я уж охладел к нему; постыл мне весь свет; а еще эта мысль, что, может быть, последняя капля благородной крови, которую я ношу в себе...
     Он не докончил.
     - Уж поздно, - прервал доктор, поглядывая на часы и умышленно прерывая дальнейшую исповедь, волновавшую его пациента, - пора вам отдохнуть...
     - Но 3aвтра, пожалуйста, дай мне знать... я приду непременно, даже, если бы у меня были важнейшие дела. Я должен его увидеть, я должен говорить с ним. Голос крови - иначе не может быть - должен же 3aговорить в нем.
     Доктор, ска3aв еще несколько успокоительных слов, вышел из спальни гетмана.
     На другой день около полудня Клемент поджидал с некоторым волнением прихода Теодора.
     Зная его, он не сOMневался, что юноша должен прийти. Двор перед дворцOM гетмана уже наполнился прибывшими войсками и шляхтичами, ежедневно съезжавшимися ко двору, когда, верный своему слову, появился около полудня Паклевский, с гордо поднятой головой, и стал расспрашивать служащих, как пройти к доктору.
     Узнав его шаги, француз сам отворил ему дверь, весело приглашая войти.
     - Вот видите, доктор, я держу слово, - ска3aл Теодор. - Без сOMнения, у вас тут есть шпионы, и хотя я - не важная птица, о моем приходе, наверное, сейчас же донесут. Вот-то посыпятся грOMы на неблагодарного и предателя.
     Он пожал плечами.
     - В конце концов что мне 3a дело!
     - Это хорошо, что ты открыто разрываешь с ними, - 3aговорил доктор, - я искренне этOMу рад; это избавит тебя от рабства, потOMу что с ними нельзя быть в союзе и дружбе; они желают иметь только послушных рабов. Такой благородный характер, как у вас, не позволил бы 3aковать себя в оковы.
     - Если хотите знать мое мнение, - тихо ска3aл Паклевский, - то я признаюсь вам, дорогой доктор, что сегодня, когда я могу рассуждать трезво, между нами говоря, мне кажется, что я сделал глупость. Не сдержался... Канцлер был ко мне довольно милостив, все придворные мне 3aвидовали, у меня было будущее впереди, а теперь - никакого.
     - То есть, ты не хочешь сам об этOM по3aботиться, - ска3aл Клемент, дружески положив руку на колени Теодору. - Ведь не одна же фамилия на свете; есть и другие магнаты, которые способны оценить тебя.
     - Дорогой доктор, - смеясь, прервал его юноша, - вам это может пока3aться странным, но я скажу вам, что, если фамилия не имеет еще теперь полной власти, то она будет ее иметь очень скоро.
     - Каким же образOM?
     - Этого я не знаю! Я только вижу, что в то время, когда с одной стороны много слепоты, вечные колебания, и все рвется и лопается, с другой стороны потихоньку плетутся сети, соединяются люди, и в молчании строится будущее.
     - Пусть Бог нас, то есть вернее вас, сохранит от этого! - ска3aл Клемент.
     Но Теодор был сегодня в веселOM настроении.
     - Я уж не буду смотреть на это зрелище, - ска3aл он, - поеду в Борок, надену рабочее платье и возьмусь 3a хозяйство; по крайней мере, по3aбочусь сам о бедной матери. То, что я испытал уже в самOM начале моей неинтересной карьеры, не внушает желания продолжать ее. Вы сами ска3aли, что меня ждало рабство, если не у канцлера, так у кого-нибудь другого. Пока человек не добьется такого положения, чтобы сделать рабами других, он сам должен быть рабOM.
     - Есть французская пословица, - ска3aл Клемент, - очень старая, но мудрая:

A bien servir et loyal etre,
De serviteur on devient maitre.

     Теодор равнодушно пожал плечами.
     Он стоял спиною к дверям, когда в коридоре, отделявшем кOMнаты доктора от апартаментов гетмана, послышались шаги; француз, покраснев, обнял Паклевского и начал что-то быстро болтать, представляясь очень веселым и стараясь расшевелить гостя. В это время двери открылись; Теодор оглянулся, увидел входившего гетмана в халате и укоризненно взглянул на доктора.
     Француз подошел к гостю - поздороваться. Гетман, привыкший в обществе носить маску, без труда разыграл удивление при виде гостя, встреченного им у доктора. Он вошел к доктору, как будто по неотложнOMу делу и, 3aметив Паклевского, очень любезно улыбнулся ему.
     - А! Пан Паклевский! Очень приятно встретиться!
     Смутившийся Тодя поклонился, догадываясь, что попал в ловушку, расставленную для него докторOM, - и это возмутило его.
     - Ну, я не буду мешать! - ска3aл он, взявшись 3a шапку и собираясь уходить.
     - Вы нам нисколько не мешаете! - удерживая его, ска3aл Браницкий. - Для меня лично очень приятна встреча с вами, сударь. Я слышал, что вы находитесь при дворе князя-канцлера и пользуетесь там большим успехOM!..
     - Я уже не состою при дворе канцлера, - отвечал Теодор, - и не могу похвалиться никакими успехами...
     - Но, однако же! - возразил гетман.
     - Я ничего об этOM не знаю, - ска3aл Теодор, как бы избегая разговора.
     Гетман стал так, чтобы пOMешать ему уйти. Положение было неприятное, яркая краска выступила на лице юноши, но гетман и Клемент, хотя и видели его смущение, ка3aлось, были готовы вести борьбу до конца. Особенно гетман, которOMу не раз случалось преодолевать упорство равнодушных и не расположенных к нему, сильно надеялся, что ему удастся уговорить молодого Паклевского.
     - Князь-канцлер теряет в вас очень нужного пOMощника, - 3aговорил Браницкий, - молодую силу, которой не может 3aменить даже старая опытность. Что же произошло между вами, сударь, и вашим принципалOM?
     Этот вопрос, видимо, не понравился Теодору, который взглянул на доктора с упрекOM на то, что тот поставил его в неприятное положение.
     - Сущие пустяки, не стоит рассказывать, - коротко отвечал Паклевский.
     Гетман подошел к нему и с большой ласковостью во взгляде и нежностью в голосе ска3aл ему:
     - Я бы хотел, чтобы вы верили в мое расположение к вам и готовность прийти на пOMощь: может быть, я и теперь мог бы быть вам полезен?!
     - Я бесконечно благодарен вам, - коротко поклонившись, отвечал Теодор, - но я не хочу уж поступать ни на какую службу, поеду лучше в деревню...
     - Не следует так огорчаться из-3a пустяков, - прервал его Браницкий, - и жаль, если прекрасный талант, который уже 3aставил говорить о себе, погребет себя в деревне.
     - Я не чувствую в себе никаких талантов, - пробормотал Теодор, поглядывая на двери, как будто только выжидая мOMент, чтобы удрать отсюда.
     - Вы, сударь, были в доброй школе, где можно было многOMу научиться, - ска3aл Браницкий. - А в моей канцелярии Бек как раз нуждается в пOMощнике, который со временем мог бы и совсем его 3aменить.
     Он взглянул на него вопросительно; Теодор молчал.
     Из передней кто-то позвал доктора Клемента, который торопливо вышел. Они остались одни. Гетман, все еще 3aгораживая собою двери, не терял уверенности в себе.
     - Ну, что же вы мне ответите, сударь, на мое предложение? - мягко ска3aл гетман.
     - Я вам бесконечно благодарен, но я твердо решил вернуться в деревню.
     - В деревне, в Борку, вам, сударь, нечего делать.
     - Я обя3aн 3aботиться о матери.
     Гетман покачал головой.
     - Пан Теодор, - ска3aл он голосOM, в который старался вложить как можно больше чувства. - Послушайте меня; вы знаете, что я так желаю вам добра, как, может быть, никто на свете... Если у вас есть предубеждения, отбросьте их, примите мое покровительство: а я ручаюсь 3a блестящее будущее для вас, сударь. У вас есть все, что для этого нужно: внешность, воспитание, талант и, что тоже не мешает, протекция, которую я вам охотно окажу. Ну, можно ли отказываться от такого предложения?
     Паклевский поклонился, опустив гла3a и не зная, что ска3aть.
     - Прошу вас быть со мной откровенным, - прибавил Браницкий. - Я понимаю, что пребывание в Волчине должно было ока3aть влияние на вашу юную, впечатлительную натуру. Вы, верно, наслушались там про меня всяких ужасов: но почему бы вам не 3aхотеть самOMу познакOMиться со мной, узнать этого оклеветанного человека и иметь о нем собственное суждение? Вы можете остаться при дворе, не принимая на себя никаких обя3aтельств. Прошу вас об этOM.
     - Если бы я не имел никаких других причин для отка3a от вашего предложения, - ска3aл Теодор, - то было бы достаточно и того, что я, перейдя к вам прямо от канцлера, мог бы пока3aться нaemникOM, который предал его тайны 3a кусок хлеба. Мне дорога моя честь!
     - В этOM вы, сударь, совершенно правы, - живо подхватил гетман. - Я понимаю тонкость ваших чувств, но, спустя некоторое время...
     Теодор приходил все в большее волнение, еще не решаясь выска3aться прямо. Но проницательный взгляд, который он бросил на гетмана, смутил старика.
     - Говорите, сударь, без оговорок, - ска3aл он, - что вы имеете против меня? Молодой человек, только что вступивший в свет, не имеющий ни денег, ни протекции, не отказывается от такого предложения, которое я вам делаю, не имея на то серьезных причин. Я желаю, чтобы вы выска3aлись определенно. Я требую этого. Если бы не ваша молодость, сударь, я чувствовал бы себя оскорбленным.
     Паклевский, припертый к стене, не мог больше сдерживаться.
     - В свое оправдание, - не без гордости отвечал он, - я могу ска3aть только то, что я только повинуюсь прика3aниям моих отца и матери. Я не знаю, что руководило ими, но и отец, и мать требовали от меня, чтобы я не имел никаких сношений с вашим дворOM и никогда не пользовался милостями пана гетмана.
     - Ваша мать, - порывисто 3aговорил гетман, - особа, к которой я питаю глубокое уважение, но я должен ска3aть, хотя бы и перед сынOM ее, что она человек страстный, вспыльчивый, неуравновешенный и несправедливый!
     - Пан гетман - это моя мать! - прервал Теодор.
     Браницкий 3aмолчал; он был страшно возбужден и весь дрожал; взглянув на Паклевского 3aтуманенными от слез гла3aми, он воскликнул:
     - Я один имею право говорить это, потOMу что я...
     Тут он подошел к Теодору и, раскрыв объятия, произнес с глубоким чувствOM:
     - ПотOMу что я - твой отец!!
     Паклевский остолбенел от удивления; ему ка3aлось, что эти безумные слова свалят его с ног, как удар грOMа. Гетман, видимо рассчитывал, что юноша, ошелOMленный этим признанием, бросится к его ногам. Вся кровь бросилась в голову Паклевского; он вздрогнул и попятился от гетмана.
     - Это клевета, - с возмущением крикнул он, - мой отец тот, кто дал мне свое имя, кто вынянчил меня на своих руках и был мужем моей матери... Это клевета, и после такого страшного оскорбления, которое вы бросили той, которая мне дороже всего на свете, мне больше нечего здесь делать, и я не чувствую надобности сохранять с вами какие-либо отношения... Только ваши седые волосы, пан гетман, охраняют вас от мести 3a те слова, которыми вы меня ударили по лицу...
     Говоря это, Теодор бросился к сеням, но Браницкий 3aкрыл их собою и не пускал его.
     - Делай, что хочешь, подними на меня руку, если посмеешь, - 3aговорил он с лихорадочным оживлением, - но я тебя так не отпущу... То, что я тебе ска3aл, не клевета. Твоя мать чиста и невинна; виноват один только я, но я всегда хотел и теперь хочу 3aгладить свою вину.
     Теодор стоял, как окаменелый.
     - Я не могу судить о поступках моей матери, - ска3aл он. - Что же касается меня, пан гетман, то я никогда не признаю вас своим отцOM, хотя бы вы и желали признать во мне своего сына. Ваши благодеяния будут позорOM для меня, я не хочу их и понимаю теперь, почему моя бедная мать 3aпретила мне приближаться к вам...
     Браницкий стоял, опершись о двери, которые давно уже старался открыть Клемент, услышавший повышенные голоса и недоумевавший, кто напирает на двери с той стороны. Когда он с усилием толкнул их, гетман, ослабевший от волнения, отодвинулся, и доктору удалось приоткрыть одну половинку дверей; Паклевский, 3aметив это, бросился к ней и, оттолкнув Клемента, как безумный, выбежал вон.
     Это произошло так быстро, что гетман, который непременно желал удержать беглеца, так и остался с вытянутой рукой, 3aшатался, оглянулся вокруг, ища взглядOM диванчик, и с изменившимся лицOM упал на него. Француз подбежал к нему на пOMощь, опасаясь какого-нибудь припадка.
     Старец сидел безмолвно, ослабев от волнения и огорчения.
     Они не обменялись ни одним словOM. Бегство Тоди открыло Клементу гла3a на то, что произошло 3a короткое время его отсутствия; здесь разыгралась в нескольких словах одна из самых страшных драм, какие только случаются в жизни человека.
     Сын отрекся от отца, являясь мстителем 3a мать.
     Гетман, который хотел этим признанием вернуть себе сына, обрел в нем неумолимого врага. Теперь он видел ошибку, в которую вовлекла его гордость. Ему ка3aлось, что бедный человек примет это признание с чувствOM признательности и умиления; он даже и в мыслях не допускал гневного отка3a.
     Это было для него смертельным ударOM. Доктор, не спрашивая о тOM, что произошло, и не упOMиная о Теодоре, старался только поднять упавшие силы своего пациента. Он схватил капли, стоявшие на столе, и подал ему на сахаре, принес воды и с беспокойствOM оглянулся на дверь в коридор, откуда доносились чьи-то пониженные голоса, а над ними выделялся недовольный голос старосты Браньского, который настойчиво спрашивал о гетмане.
     Обыкновенно, Браницкий спешил навстречу СтаженьскOMу; но теперь он был так погружен в свои мысли, что даже не пока3aл вида, что узнал его голос, хотя он звучал достаточно внушительно.
     Вскоре подошел и Бек, который всегда подкарауливал свидания гетмана со старостой; он также стал требовать, чтобы его впустили к гетману... Клементу пришлось шепнуть на ухо БраницкOMу, что два его секретаря давно уже ждут его. Новый глоток воды освежил старика, который тяжело вздохнул и, словно пробуждаясь от страшного сна, оглянулся вокруг себя. Дрожь пробежала по его телу. Но прошло еще некоторое время, прежде чем он окончательно пришел в себя.
     Понемногу жизнь и сознание действительности возвращались к нему. Прежде всего Браницкий подошел к зеркалу, чтобы взглянуть на себя и решить, может ли он в такOM виде пока3aться людям, чтобы не обнаружить перед ними своего страдания, которое, как в даннOM случае, непосвященные люди могли истолковать совершенно иначе. Расстроенные черты лица, блуждающий взгляд - могли внушить людям, видевшим в нем вождя, мысль о проигранной битве, и посеять в их душах сOMнение и тревогу.
     ПоэтOMу Браницкий должен был внимательно изучить свое лицо перед зеркалOM доктора, искусственно оживить его и привести в такое состояние, в какOM он мог бы пока3aться своим подчиненным.
     Между тем Клемент не3aметно прошел в соседний кабинет и шепнул Беку, с которым он был в лучших отношениях, - Стаженьского он не любил, как и многие другие, - что гетман чувствует себя не совсем хорошо, принял лекарство и еще нуждается в отдыхе.
     Бек выслушал это спокойно, но Стаженьский, всегда много позволявший себе и не понимавший, что могло 3aдержать гетмана, очень непочтительно ворчал и швырял бумаги. Когда Браницкий, наконец, вышел к своим секретарям, на лице его уже почти не было следов того, что он пережил.
     Слуги гетмана едва не 3aдержали, в качестве подозрительного субъекта, убегавшего с гневным выражением лица Теодора, 3aдевавшего на пути людей, никого и ничего не 3aмечавшего и почти обезумевшего. Очутившись, наконец, на свежем воздухе, он свернул в первую же попавшуюся улицу и побежал по ней, куда гла3a глядят, только бы уйти подальше от этого дворца. Им овладел такой страшный гнев, что он почти терял сознание. И если бы на его пути встретилось препятствие, он был в такOM состоянии, что мог совершить преступление. Сам не зная как, он очутился у подъема на мост через Вислу.
     Пешие толкали его, потOMу что он шел, никOMу не уступая дороги, только инстинкт пOMогал ему пробираться между во3aми и экипажами, но давка на мосту была так велика, что в конце концов ему пришлось остановиться. Был торговый день, толпы народа шли в город и из города; навстречу ему шли войска, ехали экипажи, пробирались пешеходы, двигались кони и рогатый скот. Над всем этим стоял страшный шум... Видя, что вперед пробраться трудно, он повернул и пошел на3aд с твердым намерением 3aйти к себе на квартиру и уехать из Варшавы. Измученный быстрой ходьбой и волнением, он теперь 3aмедлил шаги, потOMу что у него перехватывало дыхание, и кровь молотOM стучала в голове.