Прочитано: | | 20% |
ГОЛОС НЕБА
Давно уже Земля оправилась от потопа, давно зажила рана Неба - остался лишь опаленный широкий след, по сию пору ясно видимый в звездные ночи. Люди еще называют его Млечным Путем и говорят, что этим путем идут праведные души в ирий. Казалось, все стало как прежде. Но из-за Железных Гор налетали холодные ветры, зловещие, настоянные на дурном колдовстве. И вот с чего началось.
Люди, всегда жившие в послушании Роду и Матери Ладе, стыдившиеся матерей, сестер и невесток, пуще глаза хранившие честь чужих подруг и невест - иные из этих самых Людей вдруг как позабыли, что есть на свете Любовь, предались мерзкому блуду, стали водить по нескольку жен, посягать на любую девку и женщину, силой брать, какая понравится. Не отставали и жены: бесстыдно искали объятий красивых мужчин, рожали детей, сами не ведая, от кого. Подрастали нелюбимые дети и становились такими же, как их горе-матери, горе-отцы...
Достигла слава о людском непотребстве слуха Богов.
Вспыльчивый Перун готов был нагромоздить тучи и новым потопом смыть дерзких с лика Земли, оставить разве что Кия и его род. Даждьбог-Солнце не хотел больше светить им, задумал совсем отвратить благое сияющее око прочь...
- Нет, - сказал Отец Небо, Сварог. - Стыд вам, сыновья! Гоже ли из-за горсточки блудодеев губить всех подряд? Надо установить им Закон. Дать Правду, чтобы знали, как жить. Чтобы держала боязнь, коли ума не хватает и совесть уснула. И карать тех, кому закон не закон. Я произнесу его им.
А надобно молвить - допрежь того дня Земля и Небо ни разу не говорили в полный голос с Людьми. Боялись напугать: слишком велики были оба, слишком могучи. Меньше всего хотелось Богам, чтобы кто-то боялся Земли под ногами и Неба над головой... оттого, если бывала нужда, они приходили в человеческом облике, Сварог - мужчиной, Земля-Макошь - женщиной, помощницей в женских работах. И вот теперь Небо впервые провестилось, и его слово слышали все, кто жил тогда на Земле.
- Люди! - пригнул вековые дубы, сорвал крыши с домов огромный голос гневного Неба. - Вам уставляю закон: единой жене идти за единого мужа, единому мужу водить единую жену! Тот не сын мне, кто осквернит себя блудом. Не светить ему - палить его станет Солнце, не греть - сожигать преступившего станет Огонь!
Люди в ужасе лежали ниц, правые и неправые. Никто не смел поднять головы. Это очень страшно, когда вдруг содрогается, уходит из-под ног надежнейшее из надежных - Земля. Страшней всемеро, когда отверзает уста Небо, вековечный молчальник.
- Больше не стану говорить им, как ныне, - отворотясь от не смеющих подняться Людей, уже не для их слуха горько молвил Сварог сыновьям. - Это еще непотребней распутства. Что же за честь, коль ее от бесчестия спасает только боязнь! А и мне наука: вижу теперь, на страхе далеко не уедешь...
Однако воротить сделанное не под силу даже Богам. И вот с тех-то пор пришел к Людям страх. Страх перед Небом, ужас наказания за грехи. Стали Люди придерживать нескромные речи у очага не из одного уважения к святому Огню, но еще из боязни: как бы не разгневался да не спалил всей избы, и ползли слухи - дескать, бывало. Начали класть богатые требы, замаливая содеянное... и тотчас все повторять.
И, питаясь неправдой людской, понемногу крепли в Железных Горах Чернобог и злая Морана.
А Люди, задумавшие беззаконное дело, старались теперь совершить его ночью, когда уходит с неба Даждьбог, исчезает всевидящий огненный глаз. Ибо это ему, Солнцу, поручил Отец Небо приглядывать за Людьми. Но вскорости оказалось, что и у самих Богов кривды не меньше...
ДЕННИЦА И МЕСЯЦ
Была у троих Сварожичей возлюбленная сестра - Денница, Утренняя Звезда. На исходе ночи, когда кони Солнца брали разбег и взвивались с восточного берега Океана, она всегда горела дольше других звезд, приветствуя славного брата. Она первая проглядывала меж туч, когда стихала ночная гроза. А пришло время, сыскался деве-звезде справный жених - молодой Месяц.
Стал он гулять об руку с Денницей в утреннем небе, стал поезживать вместе с Даждьбогом на солнечной колеснице, а потом начал один смотреть вниз по ночам, покуда Даждьбог светил Исподней Стране.
- Только к Железным Горам близко не подъезжай, - строго наказал ему брат девы-звезды. - Странные Боги там поселились: со мной ласковы, с тобою - как еще знать!
Ибо сыновья Неба не раз уже крепко задумывались, не те ли два скрюченные существа, поселившие в Нижнем Мире снег и мороз, оказались причиной злочестия в Людях. А Чернобог и Морана словно учуяли: радушнее некуда принимали троих могучих Сварожичей, когда те их навещали...
Молодой Месяц дал слово Даждьбогу и долго держал его, но один раз все-таки не совладал с любопытством. Направил белых быков, возивших его колесницу, к Железным Горам. Мог ли он знать, что оттуда за ним давно уже зорко следили жадные очи!
Медленно проплывали внизу отточенные вершины, облитые молочным светом Месяца, языки снежников, бездонные пропасти и ущелья, окутанные непроглядной тьмой. Спустился Месяц пониже, еще и нагнулся, высматривая: где-то здесь, сказывали ему, был тот знаменитый лаз в Нижний Мир, которым прошли некогда Даждьбог и Перун...
И внезапно из глубочайшей расщелины взвилось какое-то грязное покрывало, опутало склонившийся Месяц, помрачило его серебряную красоту! Забился он в испуге, но не стали слушаться ни руки, ни ноги, хотел звать на выручку - ан и голоса нет. Не простой - колдовской была та грязная пелена, а метнула ее злая Морана, давно заприметившая красивого молодца, чужого любимого жениха...
Не дождалась милого Утренняя Звезда, кинулась за помощью к братьям. Переглянулись Сварожичи... и во весь скок пустили коней к Железным Горам. Сразу догадались, что виною всему было запретное любопытство.
Знакомым путем устремились Даждьбог и Перун в бездонную пропасть... а Люди, сидевшие по лесам, только видели, как гневно-алое Солнце садилось в черную, трепещущую молниями тучу, окутавшую ледяные вершины.
Глубоко под землей нашли братья пещеру, всю выложенную сверкающей медью. Прошли, не оглядываясь. Вступили в другую, серебряную, усеянную дорогими камнями. И здесь никого. А третья пещера горела жарким золотом, и тут остановились Сварожичи. Увидели стол, весь залитый красным медом из опрокинутых кубков, заваленный поломанными, надкусанными пирогами, обглоданными косточками. Только-только отбушевал за тем столом разгульный, хмельной пир, разошлись гости, кого и под руки увели. Один Чернобог смотрел на братьев пустыми глазами, утопив в луже браги усы.
- Где Месяц? - грозно спросил хозяин огненного щита.
- Вот... свадебку справили, - икнул темный Бог да и повалился под стол. Стали братья оглядываться и приметили низенькую дверь в уголке. Потянули - но дверь, знать, была заложена изнутри засовом. В четыре могучих руки выломали ее Боги... и увидели Месяц, бесстыдно храпящий на ложе, а рядом - нисколько не испуганную Морану.
Умела коварная ведьма прикинуться ненаглядной красою: личико белей молока, губы что маки, волосы - небо ночное, только звезд не видать. И лишь глаза, как две дыры. Глаза не обманывают, в них смотрит душа.
- Так-то ты любишь невесту, верный жених! - полыхнул Даждьбог небывалым огнем, схватив Месяц за плечи и встряхивая, чтобы проснулся. - Вставай, ответ будешь держать! Как Деннице в очи посмотришь?
- А ну ее, гордую, - неверным языком пробормотал Месяц и потянулся обнять снова Морану. - Подумаешь, невеста. Как любил, так и разлюблю, а вас обоих знать вовсе не знаю!
...Вот когда в самый первый раз страшно прозвучал раскат Перунова грома! Взвилась золотая секира - да и рассекла надвое изменника-жениха...
Злая Морана схватилась было за левую половину, где сердце, поволокла, - братья-Боги не дали, отняли. Не сладко пришлось бы и ей, но успели они с Чернобогом обернуться двумя змеями и юркнуть в трещину железного камня - ни солнечному лучу, ни молнии не достать. Положили Сварожичи тело ясного Месяца в колесницу, увезли домой.
Денница едва не упала с неба от горя, увидев, что с ним приключилось. А когда опамятовалась, стала просить у отца живой и мертвой воды. Все знают: мертвая вода сращивает разъятые члены, изгоняет порчу и сглаз, убивает злой яд, впитавшийся в плоть. И только потом живой воде достоит смыть мертвую, вернуть жизнь, приманить душу назад. Вот и Месяц скоро начал потягиваться и тереть глаза, оживая:
- Как же крепко спал я, Денница! Ой, а что мне приснилось - будто я не в небе, будто бреду в снегу по колено, среди каких-то острых камней... Да куда ты?
Утренняя Звезда вдруг горько заплакала и кинулась из дому. Хотел Месяц вслед за невестой, но Сварог, Отец Бог, его удержал:
- Еще бы долго ты спал, молодец, если бы не ее любовь к тебе, недостойному. Припомни-ка, что было с тобою, с кем веселые пиры пировал! Ты умер, а не заснул, потому что мои сыновья тебя наказали. И умер во зле, и твоя душа отправилась уже зимовать в Исподней Стране, не умея взлететь. Так и с другими будет отныне, кто платит злом за добро!
...Одни говорят, Денница и Месяц до сих пор все в ссоре, но другим кажется, что они помирились - и то, бывают же они вместе на небосклоне. Правда, Месяц так и не смог отмыть с лица пятен, причиненных грязным покрывалом Мораны и ее поцелуями. Он теперь далеко не столь яркий и ясный, как прежде, и вид у него, если хорошо приглядеться, испуганный и печальный. Но главное - с тех самых пор начал он, раскроенный секирой Перуна, уменьшаться на небосводе и совсем пропадать, потом снова расти. Так отозвалась ему давняя измена, давний сором. Люди верят, что истончившийся, старый Месяц надеется умереть и снова родиться - чистым, как прежде, обрести полноту лика и не терять ее больше. Но не может. Вот почему про начавший убывать Месяц так и говорят - перекрой. Вот почему новорожденное дитя непременно показывают растущему Месяцу, чтобы справно росло, и новый дом начинают строить при молодом Месяце, а не при ветхом, когда видно, что его надежда опять не сбылась. А вот лес для постройки рубить лучше всего в новолуние, чтобы не велась гниль, чтобы не ел его червь.
...Злая Морана и беззаконный Чернобог еще немало времени хоронились во мраке сырых пещер, не смея высунуться на свет, сбросить змеиные чешуи. Поняли, что светлые Боги умеют быть грозными, умеют наказывать.
А Перуну, уже созывавшему гостей на желанный свадебный пир с молодой Богиней Весны, пришлось надолго все отложить. Ведь он залил кровью священную золотую секиру, осквернил, оскорбил ее видом Землю и Небо. Оставил Перун замаранную колесницу, выпряг крылатых коней, пешком пришел в кузницу Кия, давнего друга. И целый год махал молотом, не разговаривая почти ни с кем, не вкушая общей еды. Вот так пришлось ему очищать себя от скверны убийства, хоть Месяц и возвратился к живым. Смерть получает власть над пролившими кровь, хотя бы даже свою. Подле них истончается грань между мирами умерших и живых, клубится невидимый водоворот - затянет, если не оберечься! Вот почему боязливые дети со всех ног разбегаются от поранившегося в игре, и только твердят - мы не видели, не знaem, мы тут ни при чем. И воины, вернувшиеся из похода, подолгу не смеют сесть в доме за стол, обнять жен, пойти в святилище молиться Богам. Убивший - нечист. Он висит между мирами, и нужно много омовений в бане и долгий пост, прежде чем живые возмогут опять считать его своим.