Прочитано:

12%

4. НЕОГЛЯДНЫЙ ПРОСТОР

     Бег коня по весенней степи, как полет быстрокрылой птицы в синем просторе. Безудержная воля! Бескрайняя даль!
     Зеленый ковер молодой травы стелился под ноги быстрого Белонога. Струйки талой воды выпархивали из-под копыт. Нагретая за день земля источала сладкий и пряный запах. Белоног вскидывал голову, фыркал. Заливистое "и-ооо!" заглушало на время свист, кряканье, стрекот - все, чем полнилась степь, обжитая сурками, зайцами, чибисами, от низких ложбин до высокого синего неба с неподвижно висевшими жаворонками.
     Арзак ехал, как принято в дальних походах, в седле. Стремян скифы не знали. Узконосые сапоги, прикрытые кожаными штанами, сжимали бока Белонога. Конь был чалый, густорыжего цвета, со светлыми гривой и хвостом и белыми вниз от колен ногами. Своей выносливостью Белоног не уступал лучшему скакуну.
     Ожившая степь, от вида которой в другое время ширилась бы грудь и сами собой вырывались бы крики, сейчас нисколько не радовала. Неуклюже махая крыльями, пролетели серые утки. Арзак не проводил их взглядом. Трубящий клин журавлей не заставил его поднять головы. Сознанием владела только одна мысль. Она неотвязно бежала рядом, словно жеребенок около матери.
     "Успеть, успеть!"
     Он выехал поздно, и день кончался. Солнечный диск все решительный плыл к закату. Близилась ночь - людям отдых, ему помеха в дальнем пути.
     Местом стоянки он выбрал берег степной речушки. Ее спокойное бормотание за оградой кустов Арзак давно различил в разноголосице степных звуков. Он спешился, напоил и стреножил коня, пустил на траву. Для себя отыскал сухую проплешину, густо засыпанную серой галькой. Костер разводить не стал. Весенняя ночь не застудит, а лепешки, сало да сыр-иппака - непременный запас в дорожной сумке каждого степняка - эта пища в огне не нуждалась. Поев, он остался сидеть на месте.
     Где-то неподалеку плакала выпь. Река за спиной терлась о прибрежные заросли прошлогоднего камыша, торчавшего, как проржавевшие копья, и бормотала тихонько: "Успеешь - не успеешь, успеешь-не успеешь".
     "Успею, должен успеть, иначе нельзя. А если знахарь уехал в другое место, если откажется дать зелье? Нет, не должно такого случиться, упрошу или заставлю силой". Думая все об одном, Арзак сгребал и складывал в кучу галек. И когда луна, приметно меньше вчерашней, но такая же яркая, вышла на небо, один из ее голубых лучей высветил маленький печальный курган. Такой могли бы сложить сурки или жаворонки, если б, подобно людям, хоронили своих царей.
     "Успею, должен успеть, не успеть нельзя". Арзак сдвинул ладонью непрочную насыпь и в опавшей с шорохом груде выбрал сорок одинаково ровных и круглых камней.
     "До нашего стойбища Савлий добирался день, и еще день, и полдня, - две гальки Арзак отбросил в кусты. - Третий день, сегодняшний, он миновал. - В кустах снова раздался чуть слышны стук. - Осталось тридцать семь дней - луна и еще почти пол-луны. Успею".
     Расчет на камнях его успокоил. Он лег, седло положил под голову и перестал слышать печальные выкрики выпи. Мягкий плеск пробивавшейся в камышах воды стих.
     Проснулся он до света. С проблеском первых лучей был на коне. Белоног, отдохнувший за ночь, пустился вскачь, и в дорожной сумке загрохотало, словно там оказалась тыквенная погремушка. Это перекатывались и стучали тридцать семь маленьких ровных камушков. Арзак взял их с собой.
     Вперед, Белоног, на закат - к тому краю земли, куда прячется на ночь солнце.

     Войско Дария шло через степь шумно, с криками, лязгом оружия [Дарий предпринял поход на Скифию в конце VI века до н.э.]. Разве нужно таиться тем, чей удел одни лишь победы, достославные на все времена?
     От Нильских порогов до Яксарта [Яксарт - древнее название Сырдарьи] проделала путь персидская конница. От Инда до Эгейского моря проложила пехота дороги войны. Под ударами персов погибли непобедимые армии, пали крепости, считавшиеся неприступными. Битва с кочевниками, жителями степей, представлялась делом самым пустячным.
     Вот так противники! Вместо шлемов на их головах торчат остроконечные шапки, бронзовые пластинки, нашитые на пояса, составляют доспехи. Не войну - забаву предложил своим воинам царь царей, повелитель стран.
     Войско двигалось, словно на праздник. Сам Дарий был весел. Он-то знал, что битвы с воинственными кочевниками предстоят кровавые, но если судить по зачину, поход должен быть славным.
     Царь царей рассчитал каждый шаг. Пока возводили мост над Истром [Истр - древнее название Дуная], выбрав для этого "шею" реки, где Истр разделяется на рукава, он с войском переправился через Боспор и пошел сухими путями. Двигаясь по землям Фракии и Македонии, он превратил живущие там народы в данников Персии.
     Слава шла рядом. У реки с целебными водами царь царей повелел воздвигнуть каменный столп и вырезать надпись, гласившую: "Источники Теара дают наилучшую и прекраснейшую воду из всех рек. К ним прибыл походом на скифов наилучший и самый доблестный из всех людей - Дарий, сын Гистаспа, царь персов и всего азиатского материка".
     Встав на крутом берегу другой, не столь известной реки, царь царей приказал каждому воину бросить на берег по камню. Выросли горы. Эти горы также послужат славе.
     Через мутный и устрашающий быстрый Истр переправились без труда. Крепкий мост связал оба берега "шеи". Дарий хотел уничтожить мост, но его остановил известный своей осторожностью Кой, военачальник из Митилены.
     - Царь царей, повелитель стран, дозволь дать тебе совет.
     - Говори, военачальник, Дарий слушает.
     - Разрушить мост недолго, быстрее, чем возвести новый. Ты задумал вернуться другой дорогой, но война полна неожиданностей. Что если тебе придется воспользоваться дорогой уже проторенной? Тогда понадобится и мост.
     Дарий выслушал совет благосклонно и ответил Кою так:
     - Друг мой, когда я с победой вернусь на родину, потрудись явиться ко мне, чтобы я мог вознаградить тебя за добрый совет.
     Дарий поставил охрану сторожить мост и, завязав на ремне шестьдесят узлов, передал ремень начальнику охраны.
     - Возьми этот ремень. Как только увидишь, что я выступил против скифов, начинай с этого времени развязывать каждый день по одному узлу. Если я за это время не возвращусь, а дни, указанные узлами, истекут, то плывите на родину. Пока же стерегите мост и всячески старайтесь его сохранить и уберечь. Этим вы окажите мне великую услугу.
     Так он сказал и поспешил с войском дальше.
     За Фракией начинались бескрайние скифские степи. Семьсот тысяч воинов конных и пеших были готовы ковром расстелить их под ноги царя царей, дикий степной народ бросить к копытам его коня. Очень скоро все так и будет.
     Дарий ехал во главе своей гвардии. Ее составляли десять тысяч "бессмертных". Юноши и молодые мужи из родовитых персидских семей, надменные, беспредельно отважные, самозабвенно преданные - в битвах они не знали равных противников. Первая тысяча принадлежала к личной охране Дария и, гордясь своей близостью к государю, следовала за ним, как огромная тень.
     По правую руку царя царей, грузно уйдя в седло, ехал Отан - вазир и советник. По левую руку высилась мощная фигура Копьеносца Гобрия - начальника всех копейщиков. Обоих царь стран называл своими друзьями и величал титулом "благодетель". Отан и Гобрий были в числе заговорщиков, расчистивших двадцатисемилетнему Дарию дорогу к трону.
     Десять лет, прошедшие с той яростной ночи битвы за трон, продернули белые нити в их волосах, проложили морщины на лбу и около губ. На дорогах молодость мужает быстро, быстрее, чем у домашнего очага. А часто ли Дарий. Отан и Гобрий наезжали в Сузы - город всех городов? Может быть, и года они не провели под мирными кровлями. Походы, завоевания стран, подавление непокорных народов, то и дело восстававших против царя царей...
     - Отан, - усмехнулся Дарий, предвкушая успех собственной шутки, - мне не раз приходилось слышать, что скифские холода белят бороду и она начинает звенеть от висящих сосулек. Тебя не страшит подобная участь?
     Гобрий расхохотался. Предположение было тем более смешным, что на обрюзгшем лице вазиря борода росла редкими пегими клочьями.
     - Ничего, государь, царь царей и повелитель Азии, - произнес без улыбки Отан, - я приму во внимание предупреждение, сделанное тобой по доброте душевной, с первого же скифа сорву остроконечный колпак и нахлобучу себе на голову до самых плеч.
     - Поистине, мой вазир, нет на свете тебя умнее.
     - Напрасно хвалишь вазира, государь, выдумка его слепая.
     - Как так слепая?
     - А так. Шапка, нахлобученная до плеч, бороду спасет - это верно, да глаза-то закроет. Вот и выходит, что выдумка слепая. Зря наш вазир загордился, без толку вознесся.
     Дарий и Гобрий расхохотались.
     - Для глаз я прорежу отверстия, - невозмутимо сказал Отан, - и боюсь, что великий царь и его Копьеносец, с которым он беспричинно дурачится и веселится, словно мальчишка, удравший из школы, вынуждены будут последовать моему примеру. Купцы, побывавшие в этих степях, клятвенно уверяли, что ходили по воде, как по сухому песку, нимало не замочив ног. Они говорили, что холод остановил реку и покрыл ее толстой прозрачной корой. Купцы утверждали также, что здешние люди выносливы ровно настолько, насколько немилостива к ним природа. Свою жизнь они приспособили и к зимней стуже, и к летней жаре.
     - Важна не жизнь, важно, что именно делает в ней человек, - произнес Дарий строго. - Вот египтяне, они дают нам пшеницу и золото. Сирийцы одевают нас в тонкое полотно. Корабельные мачты делаются из кедров, выращенных в Ливане. Без кипрской меди была бы нехватка кинжалов и копей. Без хорезмийской бирюзы наши женщины лишились бы лучших своих украшений.
     Народы стран трудятся ради пользы и блеска Персидской державы. Можно ли терпеть, чтобы скифы, живущие в домах на колесах и питающиеся, подобно зверям, мясом растерзанного скота, одни не признавали над собой нашей власти?
     - Царь царей и великий царь положит конец скифскому самоуправству, - промолвил Отан и на этот раз усмехнулся. Что означал смешок вазира?
     - На скифов в остроконечных шапках! - закричал вдруг Видарна, начальник десяти тысяч "бессмертных". Он ехал за Дарием и слышал весь разговор.
     - На скифов! - десять тысяч копий взметнулись кверху, десять тысяч мечей ударили в щиты.
     От звона и грохота вздрогнуло синее небо. Быстрые лучики солнца побежали по шлемам, кольчугам и по ножам.
     - На скифов! - крик несся до самого горизонта и, подхваченный ветром, умчался за край земли.
     Дарий остановил коня. Глаза из-под резких прямых бровей с удовольствием оглядели равнину.
     Как море во время прибоя, как Нил во время разлива, разливались его войска по необозримой степи. Шла лучшая в мире армия, мощная, дисциплинированная, закаленная. Ее составляли не только персы. Спаянные племенными союзами полки покоренных стран входили в ее ядро.
     Мимо царя царей и повелителя Азии, держа строй проходили мидийцы. Их оружием были мечи и кинжалы. С тяжелыми копьями на плечах шли солдаты эламских полков. Двигались легкие одноосные колесницы. Впряженные в них нисийские кони были способны опережать ветер. Шли персы с колчанами за спиной, с изогнутыми луками, висевшими слева.
     Ехала конница.

     Скифы появились неожиданно. Скорее всего, они вынырнули из длинного оврага-балки. Их было трое. Увидев надвигавшуюся лавину, они повернули своих низкорослых коней, покрытых кусками войлока вместо седел. Но было поздно.
     - Первые! - радостно крикнул Дарий и рванулся вперед.
     Отан и Гобрий бросились следом. Ветер ударил в медные шлемы, зазвенел в чешуйках кольчуг. Тонко запели натянутые на скаку луки. Три стрелы, как быстрые молнии, рассекли густой от душистых трав воздух.
     Первый скиф рухнул сразу. Второй попытался вцепиться в гриву коня, но пальцы разжались и он покатился в траву впереди своего товарища. Третьему всаднику удалось ускакать, унося в плече вонзившуюся стрелу.
     - Ушел мой колпак, - сокрушенно сказал Отан. Это его стрела не поразила цель. Он стрелял третьим.
     - Брось печалиться, мудрый вазир, - расхохотался Дарий. - Скоро из островерхих шапок наших врагов мы сложим целый курган, и не один, если позволят боги.