| Прочитано: |   | 93% |
Я должен был использовать накопленный опыт, чтобы оснастить своих людей радиопередатчиками, которые было бы трудно обнаружить. Я стремился заполучить средства радиосвязи, лучше, чем у противника.
Работа по "Роте Каппеле" продолжалась до самого конца войны. Борьба без выстрелов становилось все более и более ожесточенной, и велась она не только в Германии и оккупированных его территориях, но и по всему миру.
28 Убийство Гейдриха
Гейдрих обсуждает недостатки в армии - Ревнивое отношение Бормана и Гиммлера к его успехам в Моравии - Взрыв автомобиля Гейдриха - Уничтожение чешских партизан - Похороны Гейдриха - Гиммлер произносит речь - Его интерес к моему будущему.
Весной 1942 г в Праге во дворце на Градганах Гейдрих провел несколько совещаний, на которых я должен был присутствоавть. Я уже собрался вылететь обратно в Берлин, когда он попросил меня остаться еще на одну ночь, чтобы я мог с ним пообедать. Я устал и был рассержен: мне претила перспектива вечера, который, вероятнее свего, закончится пьяной оргией. Но на сей раз я ошибся, и мы провели очень интересный вечер, обсуждая интересовавшие Гейдриха проблемы. К моему удивлению, он раскритиковал решение Гитлера взять на себя руководство армией. Гейдрих не сомневаляс в его способности командовать, но боялся, что фюрер не сможет справиться с этим дополнительным грузом. Затем он начал ругать генералов из Главного командования. В присутствии Гитлера они на все отвечали "да". Они боялись заговорить о каких либо трудностях, пока не выходили из кабинета.
Гейдриха возмущали недостатки в снабжении армии. Акция "одежда" Геббельса - движение по сбору и отправке в войска зимней гражданской одежды - шло не только с обычной помпой, но с изрядной долей искреннего энтузиазма. Но как бы то ни было, это не могло возместить причиненный ущерб. Гейдрих предлагал за каждые 100 замерзших германских солдат расстреливать кого-либо из управления квартирмейстера, начиная с самого верха. Послать войска в летнем обмундировании воевать в условиях русской зимы было преступлением.
Фельдмаршала фон Браухича (уволенного Гитлером) просто сделали козлом отпущения. Конечно, и он нес определенную долю ответственности, но прямые виновники все еще сидели в своих уютных кабинетах. Они уже несколько пришли в себя, но все еще поблескивали золотыми галунами. Гитлер все больше и больше полагался на Гиммлера, который будучи хорошим тактиком, мог воспользоваться своим влиянием на фюрера. "Если бы он только позволил мне давать ему советы" - пробормотал Гейдрих. Затем он кратко коснулся положения во Франции и Бельгии.
Для этого он хотел воспользовавшись отсутствием сопротивления со стороны вермахта, самолично назначить высших руководителей СС полиции в этих странах.
Я не видел в этом смысле. В таком случае слишком усложнилось бы система управления, да и найти подходящих людей на указанные должности теперь было не просто.
Гейдрих рассеянно соглашался и вдруг сказал: "Гиммлер настаивает на этом, и как раз в данный момент я должен продемонстрировать свою добрую волю. Сейчас мы находимся в очень напряженных отношениях."
Видимо, между ним и Гиммлером имелись серьезные разногласия. К тому же последний с ревностью относился к достижением Гейдриха. Его политика в протекторате оказалась очень успешной. Фюрер был согласен с планами Гейдриха и его действиями. Он начал общаться с Гейдрихом один на один, и хотя тот был польщен оказанным ему вниманием, он опасался осложнений из-за ревности и враждебного отношения со стороны Бормана и Гиммлера. Он опасался, что Борман ответит интригами; От Гиммлера же можно было ожидать подлости и жестокости.
Действительно Гейдрих оказался в сложном положении. Пока успехи располагали к нему Гитлера, но он ни в коем случае не чувствовал себя в безопасности и не знал, как справиться с препятствиями, которые возникали из-за соперничества между ним, Гиммлером и Борманом.
Открыто напасть на них было опасно во все времена, ибо Гитлер еще сильнее, чем Гиммлер, заботился о внутренней лояльности СС. Гейдрих понимал, что, в любом случае, уже поздно. Подчинение Гитлера их влиянию и поворот против Гейдриха были делом времени. Вскоре это время наступило. Гейдрих подумывал о включении меня в свиту фюрера, но я сумел его отговорить. Перед моим отьездом в Берлин он снова заговорил о своем предложении. Для него было особенно важно, чтобы его интересы отстаивал кто-нибудь на самом верху. Он полагал, что для меня неплохо было бы некоторое время докладывать непосредственно высшему руководителю. В конце концов мы пришли к компромиссу: я должен был еще на месяц остаться в Берлине, а он тем временем устроил бы мое прикомандирование к штаб-квартире. Однако из этой затеи ничего не вышло. Вскоре я выехал в Гаагу для совещания с техническими специалистами по поводу ультракоротковолновых передатчиков.
Именно здесь, в Гааге, в июне 1942 г. до меня дошло телетайпное сообщение о попытке покушения на Гейдриха и его тяжелом ранении. Мне приказали срочно вернуться в Берлин.
Я недоумевал, кто же стоял за покушением и вспоминал о недавних трениях между Гиммлером и Борманом. Я мог ясно представить, что люди, знакомые с методами Гейдриха, опасаются его. Оба его противника знали, что он не остановится ни перед чем, если под угрозой окажутся его планы. Его успехи в протекторате, должно быть сильно, раздражали Гиммлера, и напряжение в отношениях между ними возросло до предела, иначе Гейдрих не говорил бы об этом все время, пока мы с ним общались. В обычае Гитлера и Гиммлера было управлять, натравливая своих товарищей друг на друга. Однако проделать подобное с Гейдрихом было невозможно. К тому же, будут главой имперского управления безопасности и исполняющим обязанности рейхспротектора, он стал слишком могущественной для них фигурой. Внезапно я вспомнил об эпизоде, о котором мне рассказывал Гейдрих. Его вызвали для доклада Гитлеру о некоторых экономических проблемах протектората. Он уже довольно долго прождал перед бункером, когда оттуда неожиданно вышел фюрер в сопровождении Бормана. Гейдрих, как полагалось, поприветствовал его, ожидая приказа начать доклад. Гитлер уставился на него, и по его лицу пробежала неприязненная гримаса. Доверительно и непринужденно подхватив фюрера за руку, Борман вновь увел его в бункер. Гейдрих подождал, но фюрер так и не вернулся. На следующий день Борман заявил Гейдриху, что его доклад фюреру более не интересен. Хотя это было сказано самым дружелюбным тоном, Гейдрих почувствовал за ним неистребимую ненависть. Недовольство Гитлера в данном случае было очевидным, и скорее всего, проистекало из намеков и клеветнических высказываний Бормана и Гиммлера.
Любопытно, что в ходе моей последней беседы с ним, Гейдрих, несмотря на уверенность в своих силах показался мне испуганным. Несомненно, он был полон предчувствий и его озабоченность тем, чтобы устроить меня в окружение Гитлеру, проистекала именно из этого.
Покушение на него, разумеется, повлияло на работу центрального ведомства в Берлине. Вместо гула, свидетельствовавшего о деловой активности, здесь воцарилась тишина, вызванная атмосферой недоверия, чуть ли не страха. Как же это могло случиться?
Гиммлер приказал мне немедленно вылететь в Прагу, где уже работали руководители IV и V отделов, Мюллер и Нобе. Я договорился о встрече с Мюллером, который обещал мне коротко изложить полученные сведения. Гейдрих, в бессознательном состоянии, находился в госпитале, и лучшие враги пытались спасти ему жизнь. Осколки гранаты впились в его тело, создав многочисленные очаги инфекции. В ранг попали куски ткани из его одежды и усилили опасность для его израненной селезенки. На седьмой день началось общее заражение крови, которое быстро привело к смерти. До самого конца он был под присмотром профессора Гебхарта, чьи рекомендации вызвали серьезную критику со стороны других специалистов. Некоторые предлагали провести операцию и удалить поврежденную селезенку, чтобы избавиться от главного источника инфекции.
Позднее Мюллер сообщил мне подробности покушения. Гейдрих возвращался с загородной виллы на Градганы. Он сидел рядом с водителем(это не был его личный шофер) в своем большом мерседесе. В пригороде машина должна была сделать крутой поворот и замедлила ход. Вдоль дороги с небольшими интервалами стояло три человека: первый - в двадцати ярдах перед поворотом, второй - на самом повороте, третий - в двадцати ярдах - за поворотом. Как только водитель притормозил, первый выскочил на дорогу и открыл бешенный огонь из револьвера. Машина почти совсем остановилась, и в этот момент второй бросил под машину сферической формы гранату, разорвавшуюся прямо под днищем. Тяжело раненный Гейдрих крикнул водителю "Дави его парень!", выпрыгнул из автомобиля и несколько раз выстрелил вслед покушавшимся, которые бросились с места происшествия на велосипедах. Гейдрих ранил одного из них в ногу и рухнул без сознания. Водитель также был ранен потнрял много крови. Автомобиль, несмотря на мощную броню был почти полностью разрушен.
Если бы за рулем сидел старый опытный шофер Гейдриха, он бы не позволил убийце выскочившему на дорогу, одурачить себя. Находчивлму водителю достаточно было бы надавить на педаль газа, машина рванулась бы вперед, и тогда взрыв оказался бы не столь разрушительным.
После тщательной экспертизы специалисты из криминального технического института выяснили, что граната имела необычную остроумную конструкцию, до сих пор им неизвестную. Взрыватель устанавливался в соответствии с дистанцией броска - в данном случае 8 ярдов - и, как видно сработал с исключительной точностью. Взрывчатка, вероятнее всего, была английского производства, но это само по себе ничего не говорило о покушавшихся. Наша служба почти исключительно пользовалась определенным типом трофейной английской взрывчатки, она имела очень большую мощность и ей можно было придать любую форму.
Расследование, велось с использованием достижений современной криминалистики. Официальная установка гласила, что участники покушения были членом чехословацкого сопротивления. Каждая улика тщательно изучалась, было арестовано много подозревaemых, произведены налеты на все известные явки. Фактически, была проведена полицейская акция против всего сопротивления. Донесения читались как сценарий захватывающего фильма. В конце концов, было сформулировано четыре версии, но ни одна из них не привела к разгадке. Убийц так и не удалось схватить, не нашли и человека, раненного в ногу. В ходе безжалостной акции гестапо 120 членов сопротивления было окружено в маленькой церкви в Праге. Накануне штурма церкви, по указанию Гиммлера, я встретился с Мюллером. Гиммлер по телефону заявил мне. "За этим расследованием довольно трудно уследить. О своих ощущениях в связи с этим делом он не сказал ни слова больше. Я не имел никакого касательства к расследованию проводившемуся Мюллером в Праге, да и он поначалу был не слишком со мной откровенен, хотя позднее стал чувствовать себя более свободно.
Рейхсфюрер приводил его в бешенство, так как заранее решил, что покушение осуществила британская разведка, и трое убийц было выброшено на парашютах вблизи Праги для выполнения задания. Мюллер не отрицал вероятности этого: ибо в конце концов, все чешское подполье финансируется и руководится либо из Лондона, либо из Москвы. Завтра мы захватим церковь и положим этому делу конец. Будем надеятся, убийцы находятся в церкви." Проговорив все это, Мюллер быстро взглянул на меня и спросил:"У вас есть какая-нибудь секретная информация? Мне показалось, будто Гиммлер сказал, что вы располагаете ею." Но я был вынужден его разочаровать.
После его ухода я не мог избавиться от мысли о том, что Мюллер не был доволен расследованием. Где-то, что-то было не так. На следующий день начался штурм церкви. Никто из бойцов сопротивления не попал в руки немцев живым.
Итак, кто убил Гейдриха, осталось неизвестным. Были ли его убийцы в церкви? Были ли они членами движения сопротивления и к какой его части принадлежали? Все скрывавшиеся в церкви погибли и было ли это сделано умышленно-остается неясным. В отчете подчеркивался их фанатизм и решимость погибнуть, но из 120 подпольщиков не было ни одного со старой раной. Расследование смерти Гейдриха зашло в тупик и не было закрыто.
Гроб с телом Гейдриха, был помещен перед дворцом; почетный караул состоял из его ближайщих соратников. Мне было нелегко, отстоять 2 часа по стойке "смирно" в полной форме с каской на голове при температуре в сто градусов в тени.
Три дня спустя траурный кортеж доставил тело Гейдриха на железнодорожную станцию; затем его отправили в Берлин. Пражане внимательно следили за происходившим; из окон многих домов свешивались траурные флаги. Несомненно, горожане пользовались случaem продемонстрировать свою скорбь по поводу иностранной оккупации.
Перед похоранами тело Гейдриха в течении двух дней было выставлено для прощания во дворце на Вильгельмштрассе, где находился его превосходно меблированный кабинет. В первый же день утром Гиммлер вызвал к себе всех руководителей отделов. В своем коротком выступлении он отдал должное заслугам Гейдриха, его характеру, высоко оценил значение его трудов. Он как никто другой руководил работой гигантского аппарата РСХА, созданного и направлявшегося им. Фюрер дал согласие на то, чтобы на первое время, пока не избран преемник Гейдриха, Гиммлер лично возглавлял управление. Он призвал начальников отделов приложить все усилия и потребовал не допустить возникновения конфликтов между ними. Он предостерег их от взаимной вражды и попыток узурпировать власть. За это фюрер пригрозил суровым наказанием. Указывая на тело погибшего и обращаясь по очереди к начальникам отделов, Гиммлер по сути дела, устроил им суровую головомойку, с язвительной иронией перечисляя их недостатки и промахи. Наконец очередь дошла и до меня. Я весь напрягся, ожидая когда холодный душ упреков обрушился на меня. Гиммлер, должно быть, почувствовал мое состояние. По его мертвенно бледному лицу промелькнула тень улыбки. Он некоторое время смотрел на меня и затем, больше обращаясь к остальным, чем ко мне, произнес:"Шелленберг возглавляет, самый трудный отдел и он самый молодой из вас. Но как бы то ни было, человек, с которым мы сейчас прощaemся, посчитал, что он соответствует своей должности и назначил его руководителем отдела. Я тоже считаю, что он в состоянии решить стоящие перед ним задачи. Самое главное, он неиспорчен. Господа, вы лучше, чем кто бы то ни было знаете какие препятствия вы ставили на его пути. Вас возмущает его молодость, и то, что он не является ветераном национал-социалистической партии. Я не вижу никаких оснований для вашего недовольства и хочу раз и навсегда обьяснить, что решения по этому вопросу принимаю не только я. Он, так сказать, любимое дитя наших руководящих кадров, и поэтому я особо его поддерживаю. Я открыто говорю об этом в его присутствии, потому что так думал ваш убитый шеф, и я считаю Шелленберга слишком умным, чтобы возгордиться, услышав мои слова. Напротив надеюсь, они подвигнут его на более тщательную и плодотворную деятельность в решении стоящих перед ним задач. Если у кого-нибудь есть желание что-либо добавить по этому или другим вопросам, он может высказаться..."
Воцарилась гнетущая тишина. До этого момента я был относительно спокоен, но тут начал краснеть - и все больше, так как Гиммлер снова вернулся к этой теме, заявив, что с этого момента он желал бы работать в тесном контакте со мной, что ему нужны мои таланты, и он хочет, чтобы я общался к нему, как можно чаще. Затем, довольно резко он закрыл заседание.
В тот же вечер, Гиммлер снова собрал всех руководителей РСХА в кабинете Гейдриха. На заседании также присутствовал обергруппенфюрер СС Карл Вольф. На сей раз Гиммлер произнес речь, в которой охарактеризовал важнейшие вехи карьеры Гейдриха и указал на то, что руководители СС обязаны хранить память о своем погибшем шефе. Эта память должна вдохновлять их на самоотверженный труд и образцовое поведение. Он закончил свою речь указанием на возрастающее значение нашей работы за границей, и выразил надежду: что в ходе ее мы избавимся от ошибок и сумеем преодолеть слабость традиций: пока же наши достижения в данной области все еще нельзя сравнить с достижениями британской разведки. Поэтому нашим девизом должно быть:"Мое отечество, право оно или нет", точно также как девизом нашего отдела - СС - "Моя честь - в верности".
На панихиде в рейхсканцелярии, предшествовавшей похоронам, с речами выступили Гитлер и Гиммлер. Это был чрезвычайно впечатляющий спектакль, в котором в полной мере проявилась тяга Гиммлера к помпезности и театральным эффектам. Оба, и Гитлер и Гиммлер, говорили в своих речах о "человеке со стальным сердцем". Я не мог избавиться от ощущения, что вся церемония, в которой участвовали все министры, статс-секретари, высшие партийные чиновники, члены семьи выглядела как картина эпохи Возрождения.
Гроб опустили в могилу, я с удивлением увидел плачущего Канариса. Когда мы стали уходить, он бросил мне голосом, прерывающимся от волнения:"Все-таки он был великим человеком. В его лице я потерял друга."