Прочитано:

39%

21 Визит в Осло

     Гейдрих назначен заместителем фон Нейрана-Требуется мое присутствие в Праге - Приглашение положено в долгий ящик - Визит в Осло - Британцы используют норвежское сопротивление - История женщины-агента.

     В сентябре 1941 г. Гейдриха назначили исполняющим обязанности Рейхспротектора Богемии-Моравии под чисто номинальным руководством фон Нейрата. Он посчитал это назначение большим успехом и был очень доволен, однако выразил желание, чтобы я отправился с ним в Прагу в качестве помощника. Это предложение вызывало у меня ужас; было ясно, что его необходимо блокировать до того, как оно станет приказом. Потребовалось все мои таланты, чтобы убедить Гейдриха: в его же интересах, его помощник должен оставаться в Берлине и перестраивать секретную службу. Наконец, он неохотно согласился.
     Первоначально, в сентябре 1941 года я собирался слетать в Мадрид, проинспектировать нашу новую организацию и изучить некоторые вопросы. Эту поездку, однако, пришлось отложить. Гейдрих внезапно решил взять меня с собой в Норвегию. Он хотел выяснить ряд спорных вопросов в его отношениях с рейхскомиссаром Норвегии Терьовеном. Была у него и еще одна цель - он хотел выполнить несколько секретных миссий в качестве офицера Люфтваффе в составе эскадрильи истребителей из Ставангера. Тогда он выполнил бы достаточное количество боевых заданий (combat missions), чтобы соответствовать требованиям, предьявлявшимся для получения Железного Креста первого класса и, таким образом, получил бы от Геринга Золотой Крест.
     Как обычно, мы летели на его специальном самолете. Во время полета ГЕйдрих сидел за столом, заставляя носиться своих адьютантов, главным образом, с инструкциями относительно нашей программы в Осло. Он так ее расширил, что в результате едва смог выполнить половину намеченного.
     Я решил прочитать две лекции перед собранными для этой цели агентами. Я также собирался изучить работу британской секретной службы в НОрвегии и выяснить ситуацию с двойными агентами-норвежцами, вступившими в сопротивление, но, на деле работавшими на Германию. Меня интересовали и возможности использования нашими службами норвежских морских кампаний, все еще поддерживавших связь с заокеанскими территориями.
     Сразу же, после прилета в Осло нас принял рейхскомиссар. По протоколу, к Гейдриху, исполнявшему обязанности протектора, полагалось обращаться как к министру. Поначалу Тербовен всеми силами пытался это делать. При этом они с Гейдрихом были лютыми врагами и мне было интересно следить как пройдет их встреча.
     После завтрака состоялась первая беседа. Подлинная причина конфликта между Гейдрихом и Тербовеном состояла в соперничестве за верховную власть (на нее претендовали оба) над высшими чинами СС и норвежской полицией. Либо Тербовен, как рейхскомиссар, должен был иметь приоритет над шефом строго централизованной тайной полиции и СД, либо их глава должен был иметь более солидные полномочия. Тербовен считал себя полновластным хозяином Норвегии, обладающим неограниченной властью. Немецкая полиция должна была выполнять только его указания. Директивы центральных организаций игнорировались или высмеивались; только он отвечал перед фюрером за Норвегию. Гиммлер и Гейдрих интересовали Тербовена лишь в качестве личных знакомых. Он мог вести себя как тщеславный автократ благодаря тесным связям с Герингом, зародившимся еще в те времена, когда Тербовен был гаулейтером Рура. Тогда они оба участвовали в каких-то сомнительных комбинациях, в результате которых под предлогом защиты национальных интересов была конфискована часть германских сталелитейных предприятий.
     Дискуссия быстро зашла в тупик, и мне предложили изложить мой взгляд на проблему, что я и сделал, несмотря на скрытую, а позднее и откровенную враждебность Тербовена. Как бы то ни было, удалось добиться определенного прогресса и беседа закончилась заявлением Тербовена о том, что, по его мнению, нам удастся найти взаимоприемлимое решение.
     Вечером состоялся официальный прием. Тербовен следил за тем, чтобы ни в чем не было недостатка: он во всем копировал своего великого патрона, Геринга. Как мы и ожидали, прием превратился в пьянку. Тербовен пил невероятно много и следил, чтобы от него не отставали. Это было его любимым времяпровождением. Я чувствовал себя настолько не в своей тарелке, что дважды пытался тихо исчезнуть, но мне это так и не удалось. Наконец, Тербовен приказал двум своим секретарям покататься по комнате на велосипеде; раздались приветственные возгласы пьяной компании. И тут я довольно громко заявил:"Ну и цирк!".
     Тербовен, должно быть, услышал мою фразу: по-видимому, он только и ждал случая устроить сцену. Он внезапно встал из-за стола, с решительным видом подошел и, встал прямо передо мной, заявил:"Возьмите этот бокал с пивом - он держал в руках литровую кружку - и немедленно выпейте, а то я вижу вы халтурите".
     Я выразил свое сожаление и отказался, сославшись на состояние здоровья. Не успел я закончить фразу, как Тербовен попытался выплеснуть пиво мне в лицо. В дело вмешался Гейдрих и остановил его, за что я его поблагодарил. Через пять минут я ушел не сказав ни слова.
     Рано утром на следующий день одна из секретарш Тербовена позвонила мне и попросила прийти пораньше, так как рейхскомиссар пригласил нас к завтраку. Я немного поговорил с этой дамой; она сообщила мне ряд интересных подробностей о странной жизни и обячаях "двора короля Тербовена". Мне стало очень жаль ее.
     С самого начала Тербовен неуклюже пытался извиниться за случившееся. "Кажется вчера мы ужасно нализались(a taible amount of boosing) но, видите ли Шеленберг, беда в том, что вы были слишком трезвый.
     После завтрака состоялось еще одно совещание, в котором приняли участие все гости, в том числе Мюллер, прибывший по просьбе Гейдриха. Тербовен уступил во всем. Днем мы катались на яхте по Осло-фьорду.
     На следующий день я мог спокойно завершить задуманную работу. На меня произвело сильное впечатление деятельность британской секретной службы, которая, естественно, пользовалась мощной поддержкой свободолюбивых норвежцев. Англичане постоянно использовали норвежское движение сопротивления в интересах военной и политической разведки, а также для организации саботажа. Иногда удавалось внедрить в эту среду двойных агентов, но как я не пытался всеми мыслимыми средствами стимулировать их действия, мы так и не получили по настоящему ценной информации. Несколько случаев предательства серьезно нам помогли, вдобавок мы получили рабачьи катера, коротковолновые радиостанции и так далее.
     В это время и флот, и люфтваффе настойчиво требовали создать в Гренландии метеостанцию с коротковолновым передатчиком. Решить эту задачу должна была военная разведка, мне же пришлось принимать превентивные меры, чтобы об этом не узнало норвежское сопротивление. Я предложил всех норвежцев, монтировавших линии коммуникации и снабжения, арестовать как неблагонадежных и отправить в Германию. Это был лучший способ преодолеть подозрительность норвежского сопротивления. Однако эту идею посчитали проявлением излишней осторожности. К несчастью, я оказался прав. Две попытки создать коротковолновую станцию провалились и самое ценное время было потеряно. Третья попытка оказалась удачной, и коротковолновый передатчик некоторое время работал вполне успешно, пока британские пеленгаторы не засекли его и не взяли в плен персонал станции.
     Во время одного из вечерних приемов. Я встретился с очень симпатичной девушкой-норвежкой. Она говорила по-шведски, по-английски, -по-французски и, еле-еле по-немецки. Я проговорил с ней около получаса, а затем заговорил с одной из своих агентов-женщин и перестал обращать на девушку внимание. Однако я как-то почувствовал ее интерес ко мне и, конечно, на следующий день она позвонила мне и предложила встретиться.
     Когда мы встретились, я увидел, что она чем-то взволнована и после непродолжительного разговора она сказала:"Видите ли, я должна действовать против вас, выполняя специальное задание. Хотя я знаю вас очень недолго, я вижу, вы не такой, как мне о вас говорили. Пожалуйста, помогите мне. Я не хочу никого предавать, но я не хочу и вам нанести вред".
     Это признание звучало очень странно. Естественно в силу своей подозрительности, я сразу же подумал:"Это, конечно, новая уловка. Я не мог ни на что решиться. Я внимательно всматрелся в ее лицо и увидел, что она не вполне собой владеет. Глаза покраснели она была не в себе - но это не создавало впечатление истерики или игры. Возможно, подумал я, она действительно страдает от внутреннего разлада, который не в состоянии преодолеть. Я спросил ее, известно ли ее товарищам, где она в настоящий момент находится.
     "Не думаю, - сказала она. Я пришла сюда кружным путем и зарегистрировалась под чужой фамилией а приемной - к тому же меня здесь никто не знает". Я предостерег ее и посоветовал быть все же по-осторожней и сказать своим товарищам, что она приходила ко мне, но не смогла выполнить задание. Я поинтересовался, нет ли у нее родственников в Дании или Швеции. Она сказала, что родственники в Швеции у нее есть.
     "А вы не могли бы ненадолго уехать в Швецию, не привлекая внимания немцев и не вызывая подозрений у своих друзей?" Немного поколебавшись, она сказала, что, видимо, сможет. Мы договорились, что по ее адресу в Унсале позвонят по телефону и обьяснил, как установить со мной контакт через явку в Стогольме. "А если что-нибудь случится? - осторожно спросила она." Я устрою так, что мой агент будет звонить вам каждые две недели - она назовется Сельман. Если вы захотите что-нибудь мне передать, вы можете сообщить это ей".
     Позднее я снова встретился с ней в Стокгольме и устроил ее на квартире одного из наших добровольных сотрудников. Мои первые подозрения в отношении ее оказались совершенно неосновательными. Это был один из тех странных случаев, когда без видимых причин девушка заинтересовалась мною. Клевета на меня обернулась против тех, кто давал ей задание, и она их возненавидела. Она призналась мне в том, что долгое время работала против нас. Если я был тем, за кого, она меня принимала, я должен понять насколько она ненавидела людей типа Тербовена и его приближенных.
     Когда ей приказали действовать против меня, она пожалела, а когда от нее попытались добиться откровенности и надавить на нее, она рассердилась. Все это привело к глубоким сдвигам в ее душе, из них и выросло настоящее страстное чувство ко мне, на которое я так и не смог откликнуться. Поэтому, хотя она не могла посвятить себя мне лично, она работала со мной и очень результативно. Ожнажды она даже побывала от имени норвежского сопротивления в Англии и провела там два месяца. Но она не дала мне сколько-нибудь важной информации, так как ее передвижения жестко контролировались. В других случаях она добивалась большего. Однажды она в одиночку отправилась в Лиссабон и вернулась на португальском грузовом судне с чрезвычайно ценной информацией о королевских военно-воздушных силах. В последствии она работала в многих странах, в основном занимаясь социальным шпионажем. Она любила путешествовать и находилась в моем распоряжении для выполнения различных специальных заданий. Однако с течением времени эффективность ее деятельности стала падать. Она откровенно это признала, что ее больше не устраивает, такая жизнь. У нас состоялся долгий разговор, ибо я тоже хотел сделать возможным ее возвращение в нормальную жизнь. Однако в этом отношении она была настроена скептически. Она заработала определенную сумму, получила некоторое удовлетворение от работы поняла, что никогда не реализует своих подлинных амбиций,а именно они давали ей стимулы для работы.
     Для ее же блага я поместил ее под наблюдение. Она уехала в Париж, где жила уединенно, в выдуманной ею манере. Позднее мои агенты сообщали, что она стала принимать наркотики. Что случилось с ней потом я так и не узнал. Ходили слухи, будто в мае 1945 года она соверщила самоубийство, говорили также, что она совершенно опустилась и под другим именем с финским паспортом работала на русскую разведку.