Прочитано:

87%

55. ЛИКС

     Холодное встречное течение принесло прохладу. Дышалось непривычно легко. Тиски влажного зноя, сжимающие грудь и выматывающие все силы, - теперь лишь неприятные воспоминания. Корабль, достроенный и полностью оснащенный, пробирался вдоль пустынной нескончaemой полосы песчаных отмелей, борясь со встречным постоянным ветром и течением.
     Новые воды - новые неожиданности. Однажды мореходы попали в окружение странных существ: яркие фиолетовые и розовые пузыри с роскошными гребнями усеяли поверхность моря далеко вокруг.
     Анад прыгнул в их гущу, намереваясь заполучить необыкновенный охотничий трофей. Но, заорав не своим голосом, стремглав взлетел по осклизлому веслу и упал на палубу. Все тело юноши покрылось багровыми полосами ожогов. Рутуб подцепил на весло один пузырь, и все увидели пучки тонких длинных щупалец, похожих на водоросли.
     Анад сильно болел после ожогов. Прислушиваясь к его бреду, многие думали, что еще один хананей не ступит на земли обетованные. Анад выжил, но на всю жизнь потерял любовь к розовому и фиолетовому.
     И вот наступил день, когда радостный вопль впередсмотрящего взбудоражил всех:
     - Вижу трирему!
     Трирема в Ливии?!
     Парус быстро приближался. Рутуб сбился с ритма и оставил барабан в покое. Весла беспечно опустились. Мореходы столпились, погрузив нос корабля по самые ноги патэка.
     Неясные очертания эмблемы на ослепительно белом парусе постепенно вырисовывались в контуры змеи, обвившей шест.
     - Братцы, - заплакал Фага, - это же знак Эшмуна!
     - Хананеи!
     - Свои!
     - Хвала небу!
     - Хвала Мелькарту!
     - Принесу в жертву быка!
     - Двух быков!
     Люди плясали, плакали, кричали, обнимались, целовались, пели песни и молитвы.
     Трирема круто развернулась, парус убрали. На палубе стояли бронзовые от загара бородатые люди. Большинство полуголые, в матросских набедренных повязках. Некоторые в белых, торжественных, одеждах. Все были вооружены мечами и круглыми щитами.
     - Клянусь всеми богами - это карфагеняне! - воскликнул неестественно тонким голосом Рутуб. - Здесь земли, подвластные Карфагену!
     Трирема неуклюже ткнулась в борт биремы, сломав половину своих и чужих весел. С борта на борт метнулись абордажные дорожки и крючья.
     - Сдавайтесь, - объявил толстый важный пуниец с крупной серьгой в ухе и золотой массивной цепью на животе, - не то будем резать.
     - Вот теперь я узнаю своих, - сказал Астарт, лучезарно улыбаясь.

     Царь ливифиникийского города Ликс сидел на троне из слоновой кости и задумчиво смотрел на реку того же названия. Чернокожие рабы с опахалами и зонтами суетились вокруг него. Кучка обросших, почти нагих пленников изнывала под палящими лучами солнца на площади перед троном, чужеземцы перебрасывались друг с другом редкими словами.
     Рабы бегом принесли паланкин, второй, третий... Весь государственный совет спешил по зову монарха.
     Верховный жрец и первый визирь заняли свои места на верхней ступеньке у трона, вытирая подолами мантий мокрые подмышки.
     - Визирь прокашлялся и начал, полузакрыв глаза:
     - Посмотри, о Владыка Ливии, эти шакалы, не принесшие тебе ни подарка, а нам - законной пошлины, искусно изображают на лицах своих одухотворенную радость и...
     - Одухотворенную? - задумался владыка.
     - О! Твои уста, Повелитель, - ласково произнес долговязый верховный жрец, - как всегда источают мудрость и...
     - Мудрость? - царь вновь погрузился в размышления.
     - Твои слова, о Наместник неба и Карфагена, - воскликнул визирь, - вселяют в покорных советников твоих святые желания целовать твои стопы и...
     - Целовать? - оживился царь.
     От толпы пленников отделилось двое. Расшвыряв копья охраны, они приблизились к трону.
     - Приветствуем тебя, Великий царь! Почему люди твои враждебны к путешествующим мореходам? - Астарт с интересом разглядывал очередного повелителя, встретившегося на его пути.
     Визирь и жрец зашептали повелителю в оба уха. Наконец пожаловал высочайший вопрос:
     - Сознавайтесь, что вы украли в моем государстве?
     Астарт с Ахтоем переглянулись. Египтянин внятно и с расстановкой произнес:
     - Как мы могли у тебя украсть, о мудрейший из мудрых, когда впервые здесь?
     - Не по воздуху же ваша бирема пронеслась через земли повелителя Ликса и Ливии? - коварно улыбнулся верховный жрец.
     - Мы пришли с юга, - ответил Астарт.
     - С юга! - хихикнул визирь и обернулся к сидящим на нижних ступенях, и весь государственный совет дружно и надолго залился жизнерадостным смехом.
     - Мы обогнули морем Ливию по приказу могущественного фараона Нехо, царя Египта, - пояснил мемфисец.
     - Египет? - удивился царь. - А где это?
     - О мой господин, Повелитель ликситов, троглодиов и эфиопов, это так далеко, что прикажи их пытать, - поклонился в пояс верховный жрец.
     - Приказать? - задумался царь.
     - Ты, уважaemый, хоть и с одной головой, но ума в ней на десять голов, - издевательски произнес Ахтой.
     - Лошадиных, негромко произнес Астарт, Ахтою понадобилось проявить все свое самообладание, чтобы не прыснуть.
     - Ваал-Хаммон! Они хотят нас запутать! Повелитель! Повели повелеть! - воскликнул визирь в тревоге.
     - Это он считает верхом красноречия, - сказал египтянин.
     - Они все тут от жары спятили.
     - Тогда почему фараон не прислал послов и подарки повелителю нашей державы? - выпалил член государственного совета с серебряной цепью, ниспадающей на живот.
     Затем вопросы посыпались на мореходов, как предсказания из глотки базарной гадалки.
     - Если вы с юга, то скажите, сколько пальцев на ногах великанов, которые спят на левом ухе, а укрываются правым?
     - Чем питаются полулюди-полулошади?
     "Вот влипли", - подумал Астарт.
     - На каком наречии говорят люди с собачьими головами? - продолжались вопросы.
     - Летучих мышей с собачьими мордами видели, собак с кошачьими - тоже, а вот людей с головами собак не встречали, - сказал Астарт, видя, что его слова упали в пустоту.
     - Уважaemые, если вам нужны чудеса, пожалуйста! - Ахтой коротко рассказал о диковинных полосатых лошадях, о ливийских колдунах, гигантской кошке, гремящей радуге, Колеснице Богов и о многом другом, поразившем воображение мореходов. В заключение сообщил о великом чуде - о перемещении солнечного пути.
     - Полосатые лошади! Охо-хо! - изнемогали вельможи. - Пять радуг? Муравьями зашить рану? Ну, плутина, развеселил!
     - Ты лжешь! - крикнул визирь. - Если бы вы видели Колесницу Богов, то давно бы грелись в преисподней!
     - Врет! - согласился царь и плюнул в реку Ликс.
     Как и ожидал Астарт, с гневной речью выступил верховный жрец:
     - Как ты, нечестивец, осмелился клеветать на божество солнца? Видано ли, чтоб Всемогущий и Всеведущий Ваал-Хаммон покинул свою тропу и поплыл в своей колеснице по бездорожью? Великий царь, прикажи их пытать, я думаю, это греки, выкрасившие кожу в желтый цвет. А вон тот худой подделался под египтянина. Они воры! Меня трудно провести, ибо само небо - мне поддержка.
     - Что же нам красть в вашей заброшенной богами провинции? - возмутился Астарт. - У вас есть золотые копи и оловянные россыпи? Или жемчужные ловли? Может, вы шлифуете бриллианты и прячете в кувшинах изумруды?
     - Мы не провинция, - обиделся жрец, - мы скоро будем богаче Карфагена! А вы воры. Ищете дорогу к Пурпурным островам.
     Астарт вздрогнул.
     - Плохи наши дела, Ахтой.
     - Плохи, - согласился египтянин, ибо слышал еще в Финикии об этих таинственных островах и о людях "одного корня с хананеями" - ликситах, которые торговали с Тиром через посредничество пунийцев, тирских купцов. Главным богатством Пурпурных островов была "драконовая кровь", выступающая на коре небольших тропических деревец. Ее подмешивали к пурпурной краске, чтобы не выгорала на солнце и не блекла в морской воде.
     - Гонец гарамантов! - объявил вельможа, похожий на юродивого, столько на нем было украшений и побрякушек.
     На дворцовую площадь въехал чернокожий ливиец верхом на голошеем страусе. Набросив на голову птицы колпак из плотной ткани, посол спешился и пополз на животе к трону.
     Воины окружили путешественников и погнали как стадо баранов узкими улицами столицы.
     "Помесь ливийской деревни и пунического городища", - отметил про себя Астарт, с интересом разглядывая постройки.
     Жители толпами шли за мореходами, обзывая их по приказу визиря последними словами.
     Весь экипаж разделили на три части и бросили в разные трюмные ямы. Астарт не унывал.
     - Как вы отвыкли от родных обычаев! Цари, жрецы, тюрьмы - это же наши старые знакомые! Пора снова привыкать.
     - Привыкай, только побыстрей, - послышался голос из вороха истлевшей соломы, - вас завтра бросят в бассейн к акулам.
     - Даже тут кто-то водится, - удивился Саркатр.
     Фага и Мекал разбросали солому.
     - Кто такой? - с угрозой спросил повар.
     - Грек.
     В полутьме можно было различить светлое пятно лица.
     - Это можно было понять и по тому, как ты коверкаешь слова, - угрюмо произнес Рутуб, - а почему тебя не отправили к акулам?
     - Я сказал, что клад зарыл, да забыл где. Вот они и копают по всей Ливии вот уже третий год. У нас был отличный корабль с хорошим экипажем. Нам удалось узнать, что тайна пурпура - это краситель растительного происхождения и что добывают его только на Пурпурных островах. Но мы не учли, что в Ликсе хватают каждого иностранца и пытают, пока не признается в том, что ему предъявляют. Нас схватили и пытали, кто-то проговорился - и все полетели в бассейн.
     Рассказ грека, уверенного в собственной безопасности, неприятно подействовал на мореходов.
     Глубокой ночью толстая металлическая решетка на одной из ям сдвинулась: мореходы, встав друг другу на плечи, приподняли ее. Сладко спавших тюремщиков связали, позатыкали им рты соломой.
     Когда все были в сборе, отправились к пристани залитыми лунным светом улицами. Безмятежно шелестели пальмы под легким бризом. Сонно тявкали собаки, словно в каком-нибудь азиатском или египетском городе. Вдалеке громыхнул львиных рык. Там - необъятная ночная Ливия.
     - Хлебом пахнет! - Фага зашмыгал носом.
     - Послушай, кормчий, давай перетрясем Пурпурные острова, людей там мало, перережем вмиг, - грек ощупью нашел Астарта и впился крепкими пальцами в его руку, - я по звездам найду дорогу. Ведь тогда богаче нас не будет на земле. Уступаю тебе треть барышей.
     - Нам не по пути. Убирайся, чтоб я тебя не видел, - ответил гневно Астарт.
     - Пожалеешь, кормчий! Ой как пожалеешь! Вдруг мы еще встретимся?
     - Эред, Саркатр, утащите этого молодца обратно. Да задвиньте решетку, чтоб не выбрался.
     - Но, - замялся Эред, - неужели тебе не жаль его?
     - Ему место в клетке. Так лучше для всех нас.
     Греку заткнули рот. Гигант взвалил дрыгающего и мычащего авантюриста на плечо и недовольно пробурчал:
     - Может, его сразу бросить акулам?
     Астарт не ответил. Он знал, что Эред никогда не решится на это.
     На палубе биремы по-хозяйски расположились полуголые солдаты и чиновники в париках, сочиняющие опись имущества и оружия мореходов. Солдаты развели костер на площадке кормчего и забавлялись тем, что дергали за уши Анада. Тот все еще не поправился после той охоты за цветными пузырями и исходил бессильной яростью.
     Астарт хищно улыбнулся в предвкушении мести. Бывшие пленники Ликса искали в темноте камни и палки для предстоящей драки. Мекал первым увидел Агенора: кормчий выполз из вороха тряпья и тянулся к забытому кем-то из солдат кинжалу.
     - Адон Агенор ожил! - Мекал, а за ним и все бросились к трапу.
     Солдаты схватились за мечи. С помощью весел всех ликситов побросали в воду.
     Астарт обнял хрупкое тело кормчего.
     - Знать, любит тебя Меред и ждет каждое мгновение.
     - Слава адмиралу! - вскричал Рутуб.
     - Слава! - полсотни глоток окончательно разбудили Ликс.
     Чтобы избежать погони, финикияне потопили те немногие суда, что стояли у пристани, и устремились вниз по течению Ликса в океан.
     Пахнуло океанским простором. Седые звезды призывно мерцали, маня в подлунные дали. Бурунный след за кормой полыхал холодным пламенем.
     Гребцы пели, налегая на весла, радуясь свободе, ночной свежести, привычной матросской работе. Агенор, сидя на площадке кормчего, слушал знакомую с детства песню, вдыхал запахи моря и переживал сладостное волнение.
     Познакомившись с гостеприимством местных царьков, путешественники благоразумно обогнули морем подвластные Карфагену крупные ливифиникийские города Арембис, Мелитту, Акру, Гиту, Карион-Тейхос...
     У часто посещaemого мореходами Средиземноморья лесистого мыса Солоэнт сделали привал на несколько дней.
     Перед Столпами Мелькарта вошли, наконец, в попутное течение. Помолившись на близкую Иберию, точнее, на Гадес, где покоился гроб Мелькарта, благополучно миновали знаменитый пролив и увидели окутанный туманами желанный берег земель обетованных. Отсюда, от Столпов, начиналась привычная жизнь, стиснутая рамками жреческой морали и волей могущественных правителей. Отсюда начинались великие державы, мировая торговля и мировые войны.
     Часто встречали караваны судов. Финикийская речь звучала на корабельных палубах и рыбачьих лодках, на причалах тирских, библских, сидонских факторий, на улицах городов карфагенских провинций, вбирая богатство языков соседних народов: нумидийцев, артабров, кантабров, бузитанцев...
     Близость Карфагена угадывалась в пьяных возгласах встречных кормчих, не успевших опомниться от храмов и кабаков, в дуновении берегового бриза, пахнущего сырыми кожами, молодым вином, сильфием, фимиамом деревенских храмов, в обилии боевых галер в каждом порту, оберегающих покой купеческой державы западных семитов.
     Астарт становился все беспокойней, хотя внешне не подавал вида. Но друзья отлично понимали его состояние. Саркатр все чаще пел и играл на систре. Ему подпевали все, даже Ахтой. Оправдываясь, мудрец разглагольствовал о любви Осириса и Имхотепа к музыке, вспоминал предания Иудеи, в которых еврейский царь Давид, тот, что победил Голиафа, играл на арфе и пел свои псалмы, услаждая слух легендарного старца Саула.
     Но Астарта невозможно было расшевелить. Вечерами он подолгу смотрел в море, следил за полетом птиц, размышлял.
     Показались первые виллы и дворцы Магары, предместья богачей Карфагена. Пальмы и сосны, будто на тирском берегу, шумели, ловя ветер. Живое солнце запуталось в хвое милых сердцу пиний.
     Лицо Астарта покрылось едва заметной бледностью. Пальцы сжали кромку борта.
     Вскоре показались высокие городские стены, переходящие у моря в головокружительный обрыв. По гребню каждой из них могла во весь опор промчаться колесница. Белокаменная Бирса, карфагенский кремль и храм Эшмуна на самой высокой его возвышенности празднично сияли в голубизне африканского неба, крича на весь мир о величии, великолепии, богатстве.
     Астарт резко отпрянул от борта и скрылся в каюте кормчего. Мекал, волнуясь, сдерживал рулевое весло, и Агенор негромко подсказывал ему.
     - Убрать парус! - прозвучал торжествующий мальчишеский голос.
     Крупная птица с коричневым оперением ринулась с высоты в мелкую зыбь гавани.
     - Олуши рыбу ловят рядом с веслами, - сказал Рутуб, сверкая белками глаз, - хорошая примета!