Прочитано:

96%

17. ПРЕОДОЛЕНИЕ БАРЬЕРА ВОСПРИЯТИЯ

     Позднее к вечеру, все еще в Оаксаке, мы с доном Хуаном медленно прогуливались вокруг площади. Когда мы приблизились к его любимой скамейке, люди, которые сидели на ней, встали и ушли. Мы поспешили к ней и сели.
     - Мы подошли к концу моих объяснений о сознании, - сказал он. - и сегодня ты должен сам собрать другой мир и навсегда оставить всякие сомнения.
     В том, что ты собираешься сделать, не должно быть ошибок. Сегодня, с позиции повышенного состояния сознания, ты собираешься заставить свою точку сборки сдвинуться - и в одно мгновение ты настроишь эманации другого мира.
     Через несколько дней, когда Хенаро и я встретимся с тобой на вершине горы, ты должен будешь сделать то же самое, но уже с худшей позиции обыденного сознания. Там тебе придется настроить эманации другого мира немедленно: если ты не сделаешь этого, ты умрешь смертью обычного человека, упавшего в пропасть.
     Он намекал на тот акт, который он заставит меня сделать, как последнее действие в его учениях для правой стороны - это акт прыжка в бездну с вершины горы.
     Дон Хуан заявил, что воины заканчивают свою подготовку, когда становятся способными разбить барьер восприятия без посторонней помощи, исходя из состояния обычного сознания. Нагваль приводит воинов к этому порогу, однако успех принадлежит и индивиду: нагваль просто испытывает их, постоянно подталкивая к способности постоять за себя.
     - Единственная сила, которая может временно отменить настройку, это настройка, - продолжал он. - тебе придется ликвидировать настройку, которая удерживает тебя на восприятии мира повседневных действий. Вызывая намерение перевести точку сборки в новую позицию и намеренно удерживая ее там достаточно долго, ты соберешь другой мир и исчезнешь из этого.
     - Древние видящие до сих пор отвергают смерть, делая именно это: намеренно удерживая свою точку сборки фиксированной в позиции, которая помещает их в один из семи других миров.
     - Что произойдет, если мне удастся настроить другой мир? - спросил я.
     - Ты попадешь туда, - ответил он. - как сделал это Хенаро однажды вечером на этом же месте, когда показывал тебе тайны настройки.
     - Где же я окажусь, дон Хуан?
     - Ясно, что в другом мире, где же еще?
     - А что будет с окружающими людьми, и зданиями, и горами, и всем остальным?
     - Ты будешь отделен от всего этого истинным барьером, который ты разобьешь - барьером восприятия, и так же, как те видящие, которые погребли себя, чтобы победить смерть, ты не будешь в этом мире.
     Когда я услышал это утверждение, во мне разгорелась битва: какая-то часть меня кричала, что позиция дона Хуана нетерпима, в то время как другая вне всякого сомнения знала, что он прав.
     Я спросил его, что случится, если я сдвину свою точку сборки прямо на улице, посреди движения в Лос-Анжелесе. И он ответил с серьезным выражением лица:
     - Лос-Анжелес исчезнет, как пух по ветру, а ты останешься. В этом тайна, которую я пытался объяснить тебе. Ты переживал ее, но ты еще не понял ее, а сегодня поймешь.
     Он сказал, что я еще не пользовался толчком земли для сдвига в другой из великих диапазонов эманаций, но поскольку я поставлен перед настоятельной необходимостью сдвинуться, то эта необходимость послужит мне пусковым устройством.
     Дон Хуан взглянул вверх на небо. Он вытянул вверх руки, как он делал, когда долго засиживался и выталкивал из тела физическую усталость. Он приказал мне выключить внутренний диалог и войти в состояние внутреннего безмолвия. Затем он встал и начал уходить с площади: он подал мне знак следовать за ним. Он шел по пустынной стороне улицы. Я узнал ее: это была та же улица, на которой Хенаро дал мне свою демонстрацию настройки. В тот момент, когда я это вспомнил, я обнаружил, что иду с доном Хуаном по местности, к тому времени уже очень знакомой мне: пустынная равнина с желтоватыми дюнами из того, что казалось серой.
     Я тотчас вспомнил, что дон Хуан заставлял меня воспринимать этот мир сотни раз. Я вспомнил также, что позади этого унылого дюнного ландшафта лежит другой мир, сияющий исключительным, однородным чистым белым светом.
     Когда мы с доном Хуаном вошли в него на этот раз, я почувствовал, что этот свет, идущий со всех направлений, не был укрепляющим светом, но был таким утомительным, что давал мне чувство священного.
     Пока этот священный свет омывал меня, рассудочная мысль ворвалась в мое внутреннее безмолвие. Я подумал, что вполне возможно, что мистики и святые совершали это путешествие точки сборки. Они видели бога - в человеческом образе, ад - в серых дюнах, а затем славу небес в этом прозрачном свете.
     Мои рассудочные мысли почти тотчас сгорели под напором того, что я воспринимал. Мое сознание было захвачено множеством форм, фигур мужчин, женщин и детей всех возрастов и других непостижимых проявлений, сияющих ослепительным белым светом.
     Я видел дона Хуана, идущего рядом и глядящего на меня, а не на видения. В следующее мгновение я увидел его, как светоносный шар, колеблющийся вверх и вниз в нескольких футах от меня. Этот шар сделал неожиданное и пугающее движение и приблизился ко мне так, что я увидел его внутренность.
     Дон Хуан работал над своим светом сознания, чтобы показать мне это. Этот свет внезапно засиял у него слева на четырех или пяти нитеобразных волокнах. Он остался там неподвижным. Все мое сосредоточение было на этом: что-то медленно потянуло меня, как через трубу, и я увидел олли - три темные удлиненные твердые фигуры, волнуемые дрожью, как листья под ветром. Их было видно на почти флюоресцирующем розоватом фоне. В тот момент, когда я сфокусировал на них свой взгляд, они подошли ко мне, причем не передвигаясь, скользя и перелетая, а подтягивая себя вдоль каких-то беловатых нитей, исходивших из меня. Эта беловатость не была светом или свечением, а просто линиями, которые, казалось, были нанесены тяжелым меловым порошком. Они быстро рассыпались, но недостаточно быстро: олли были уже на мне до того, как линии исчезли.
     Они теснили меня. Мне стало досадно, и олли тотчас отодвинулись, как если бы обиделись на меня. Мне стало их жалко, и это мое чувство мгновенно притянуло их обратно. Они подошли и карабкались по мне. Тогда я увидел нечто, что видел в зеркале на ручье: у олли не было внутреннего света - у них не было внутренней подвижности. В них не было жизни и все же они, очевидно, были живы. Это были странные уродливые формы, напоминающие застегнутые на молнию спальные мешки: тонкая линия посередине их удлиненной формы создавала впечатление, что они сшиты.
     Они не были приятными персонажами. От чувства, что они совершенно чужды мне, мне стало неуютно - появилось нетерпение. Я увидел, что трое из олли двигались так, как если бы подпрыгивали. Внутри них было слабое свечение. Это свечение увеличивалось в интенсивности, пока в последнем из них не стало довольно ярким.
     В тот момент, когда я увидел это, я встретился с черным миром. Под этими словами я не имею ввиду, что он был темным, как темна ночь, нет, все вокруг меня было смоляно-черным. Я взглянул на небо, но нигде не мог найти света: небо тоже было черным и буквально покрыто линиями и неправильными кругами разной степени черноты. Небо выглядело, как черный кусок дерева с каким-то рельефом.
     Я взглянул вниз на землю. Она была пушистой. Казалось, она сделана из хлопьев агар-агара. Они не были тусклыми, но и не светились: это было что-то среднее, чего я никогда не видел в жизни - черный агар-агар.
     Я услышал голос видения. Он сказал, что моя точка сборки собрала полный мир с другими великими диапазонами эманаций - черный мир.
     Мне хотелось впитать каждое слово, какое я слышал. Чтобы сделать это, мне пришлось расщепить свое сосредоточение. Голос прекратился. Мои глаза опять сфокусировались: я стоял с доном Хуаном всего в нескольких кварталах от площади.
     Я мгновенно почувствовал, что у меня нет времени для отдыха - было бы бесполезно потакать себе в том, что я слишком поражен. Я собрал все свое мужество и спросил дона Хуана: сделал ли я то, чего он ожидал.
     - Ты точно сделал то, что от тебя требовалось, - ответил он утвердительно. - давай выйдем к площади и обойдем ее еще раз, последний раз в этом мире.
     Я отказывался думать о том, что дон Хуан покидает этот мир, поэтому я спросил его о черном мире. У меня было смутное воспоминание, что я видел его раньше. Он сказал:
     - Собрать его - это самое простое. Из всего, что ты пережил, только черный мир достоин внимания. Он представляет собой действительную настройку другого великого диапазона, какую ты когда-либо делал. Все остальное было боковым сдвигом в человеческой полосе по-прежнему в пределах все того же великого диапазона: стена тумана, равнина желтоватых дюн, мир светоносных явлений - все это боковые настройки, которые осуществляются нашей точкой сборки при приближении к критической позиции.
     Пока мы шли обратно к площади, он объяснил, что одним из странных свойств черного мира является то, что в нем за восприятие времени ответственны не такие же эманации, как у нас: они отличны и результат их действия другой! Видящие, путешествующие в черный мир, чувствуют, что они находятся там целую вечность, а в нашем мире этому соответствует мгновение. (см. Даниила Андреева "Роза мира" о слоях с другим течением времени. /Прим. И. Г. /). - Черный мир - это ужасный мир, - сказал он убежденно. - потому что он старит тело.
     Я попросил его разъяснить это утверждение. Он замедлил шаг и взглянул на меня. Он напомнил мне, что Хенаро своим прямым методом однажды уже старался обратить на это мое внимание, когда сказал, что мы топтались в аду целую вечность, хотя в этом мире, который мы знaem, на прошло и минуты.
     Дон Хуан сказал, что в молодости был одержим черным миром. И он поинтересовался у своего благодетеля, что с ним случится, если он войдет в него и останется там некоторое время, ну а поскольку его благодетель не был склонен к объяснениям, он просто погрузил дона Хуана в черный мир, чтобы он сам это обнаружил.
     - Власть нагваля Хулиана была такой необычайной, - продолжал дон Хуан. - что мне потребовалось несколько дней, чтобы вернуться назад из того черного мира.
     - Ты имеешь в виду, что тебе потребовалось несколько дней, чтобы вернуть свою точку сборки в ее нормальное положение? - спросил я.
     - Да, именно это я имею в виду, - ответил он.
     Он объяснил, что за несколько дней, пока он блуждал в черном мире, он постарел по крайней мере, на десять лет, если не больше: эманации внутри его кокона чувствовали годы борьбы и одиночества.
     С Сильвио Мануэлем был прямо противоположный случай. Нагваль Хулиан погрузил его тоже в неведомое, однако Сильвио Мануэль собрал другой мир с другим набором полос и с не нашими эманациями времени, а с такими, которые оказывают на видящих противоположное действие: он отсутствовал семь лет, а чувствовал это так, как если бы прошло только мгновение.
     - Собрать другие миры это не только вопрос практики, но и вопрос намерения, - продолжал он. - и это не просто впрыгивание и выпрыгивание из этих миров, как на резиновой ленте. Понимаешь, видящий должен быть смелым: если ты разбил барьер восприятия, ты вовсе не обязан вернуться в то же самое место этого мира. Понимаешь, о чем я говорю?
     Во мне медленно начало проясняться то, о чем он говорит. У меня было почти непреодолимое желание рассмеяться над столь абсурдной мыслью, но до того, как она выкристаллизовалась во мне, дон Хуан заговорил со мной и прервал то, что я уже готов был вспомнить.
     Он сказал, что для воинов опасность сборки других миров состоит в том, что они столь же захватывающи, как и этот наш мир. Сила настройки такова, что если точка сборки порвала свою связь с нормальной позицией, она начинает фиксироваться в других положениях, другими настройками. И воины рискуют заблудиться в немыслимом одиночестве.
     Когда я слушал его, инквизиторская рассудочная часть меня напомнила мне, что в черном мире я видел и его, как светящийся шар, следовательно, в том мире можно быть с другими людьми.
     - Только если люди последуют за тобой, сдвинув свои точки сборки, когда ты сдвинешь свою, - ответил он. - я сдвинул свою, чтобы быть с тобой, иначе бы ты остался там один с олли.
     Мы остановились, и дон Хуан сказал, что для меня пришло время уходить.
     - Я хотел бы, чтобы ты обошел все боковые сдвиги, - сказал он. - и направился сразу в другой полный мир - черный мир. Через пару дней тебе придется делать это самому. Тогда у тебя не будет времени заниматься пустяками - ты должен будешь сделать это, чтобы избежать смерти.
     Он сказал, что преодоление барьера восприятия это кульминация всего, что делают видящие. С момента, когда этот барьер разбит, понятие человек с его судьбой для воина имеет другое значение. Из-за такого трансцендентного значения преодоления этого барьера новые видящие используют акт его преодоления в качестве финального испытания. Это испытание состоит из прыжка с горной вершины в пропасть, причем в состоянии нормального сознания. Если воин, прыгнувший в пропасть, не сотрет повседневный мир и не соберет новый, пока не достигнет дна, он умрет.
     - Что тебе следует сделать, так это заставить этот мир исчезнуть, - сказал он. - но все же в какой-то мере ты останешься собой. Это и есть последнее прибежище сознания - то, на которое опираются новые видящие: они знают, что после того, как сожгут сознание, они каким-то образом сохраняют способность быть самими собой.
     Он улыбнулся и указал на улицу, которая была видна оттуда, где мы сидели: на этой улице Хенаро показал мне тайны настройки.
     - Эта улица, как и любая другая, ведет в вечность, - сказал он. - все, что тебе следует сделать, это пойти по ней в полном безмолвии. Время пришло - иди! Иди же!
     Он повернулся и пошел прочь от меня. Хенаро ожидал его на углу. Хенаро помахал мне, а затем сделал жест, вынуждающий меня следовать своим путем. Дон Хуан шел, не оборачиваясь. Хенаро присоединился к нему. Сначала я пошел за ними, но я знал, что это ошибка: вместо этого я должен идти в обратном направлении. Улица была темной, пустынной и унылой. Я не поддавался чувству поражения или неадекватности. Я шел, сохраняя внутреннее безмолвие. Моя точка сборки сдвигалась очень быстро. Я увидел тех трех олли. Их серединная линия создавала впечатление, что они криво усмехаются. Я почувствовал, что фривольничаю, а затем сила, подобная ветру, унесла прочь этот мир.