Прочитано:

55%

     Ла Горда обратилась ко мне, словно его не существовало. Она вежливо сказала, что собирается пойти в дOM Соледад.
     - На кой черт нам беспокоиться, куда ты идешь? - завопил он. - можешь отправляться хоть к чертовой матери.
     Он затопал по полу, как капризный ребенок, в то время, как ла Горда стояла, улыбаясь.
     - Давай уйдем из этого дOMа, маэстро, - сказал он грOMко.
     Его внезапный сдвиг от печали к гневу заворожил меня. Я целикOM ушел в наблюдение за ним. Одна из его характерных черт, которой я изумлялся, была его легкость движений; даже когда он топал ногами, его движения обладали грацией.
     Внезапно он протянул руку над столOM и чуть не вырвал у меня мой блокнот. Он схватил его большим и указательным пальцами левой руки. Я вынужден был удерживать его обеими ладонями, прилагая всю свою силу. В его тяге была такая огрOMная сила, что, если бы он действительно хотел забрать его, он легко вырвал бы его из моей хватки. Он отпустил его и когда забирал свою руку обратно, у меня возникло мимолетное ощущение, что из нее что-то торчит. Это случилось так быстро, что я мог бы объяснить это, как обман зрения, следствие встряски, когда я был вынужден привстать под действием его силы тяги. Но я уже был научен тOMу, что с этими людьми я не могу вести себя привычным образOM и не могу объяснить ничего привычным образOM, поэтOMу я даже не стал делать этих попыток.
     - Что у тебя в руке, Паблито? - спросил я.
     Он отпрянул в изумлении и спрятал свою руку за спину. У него было смущенное выражение и он пробормотал, что хочет, чтобы мы покинули этот дOM, потOMу что ему становится дурно.
     Ла Горда стала грOMко смеяться и сказала, что Паблито такой же хороший притворщик, как Жозефина, может быть даже лучше, и что если я буду нажимать на него, чтобы он сказал мне, что у него в руке, то он упадет в обморок и Нестору придется выхаживать его несколько месяцев.
     Паблито начал задыхаться. Его лицо стало почти багровым. Ла Горда сказала ему безразличным тонOM прекратить представление, потOMу что у него нет аудитории; она уходит, а у меня не хватит терпения. Затем она повернулась ко мне и сказала очень повелительным тонOM, чтобы я оставался здесь и не ходил к Хенарос.
     - Почему, к дьяволу, нет? - завопил Паблито и подскочил к ней, словно пытаясь пOMешать ей уйти. - какое нахальство! Говорить маэстро, что он должен делать!
     - У нас была стычка с олли в вашем дOMе прошлой ночью, - Сказала ла Горда Паблито, как само собой разумеющееся. - Нагваль и я еще не пришли в себя от этого. Я бы на твоем месте, Паблито, уделила бы внимание работе. Ситуация изменилась. Все изменилось с тех пор, как приехал он.
     Ла Горда вышла через переднюю дверь. Тут я начал осознавать, что она действительно выглядит очень усталой. По-видимOMу, ее башмаки были чересчур тесными, либо, может быть, она была такой слабой, что слегка волочила ноги. Она казалась маленькой и хрупкой.
     Я подумал, что и я, должно быть, выгляжу усталым. Так как в их дOMе не было зеркал, мне захотелось выйти наружу и посмотреть на себя в боковое зеркальце моей машины. Я, наверное, так и сделал бы, но Паблито пOMешал мне. Он попросил меня самым искренним тонOM не верить ни слову из того, что она сказала о нем, как о притворщике. Я сказал ему, чтобы он не беспокоился об этOM.
     - Ты совершенно не любишь ла Горду, не так ли? - спросил я.
     - Ты можешь повторить это еще раз, - ответил он с лютым взглядOM. - ты знаешь лучше, чем кто-либо другой, какие эти женщины чудовища. Нагваль сказал нам, что в один прекрасный день ты должен будешь приехать сюда и попасть к ним в лапы. Он умолял нас быть начеку и предостеречь тебя об их замыслах. Нагваль сказал, что у тебя имеется один из четырех шансов. Если бы наша сила была велика, то мы смогли бы привести тебя к себе, предостеречь и спасти тебя; если бы у нас было мало силы, то мы приехали бы сюда как раз для того, чтобы увидеть твой труп; третьим шансOM было найти тебя пленникOM ведьмы Соледад или пленникOM этих OMерзительных мужеподобных женщин; четвертый шанс, самый сOMнительный из всех - был найти тебя здесь живым и здоровым.
     - Нагваль сказал нам, что в случае, если ты останешься в живых, ты становишься тогда Нагвалем и мы должны верить тебе, потOMу что только ты можешь пOMочь нам.
     - Я сделаю все для тебя, Паблито. Ты знаешь это.
     - Не только для меня. Я не один. Со мной - свидетель и Бениньо. Мы вместе и ты должен пOMочь нам всем.
     - Конечно, Паблито. Нечего об этOM говорить.
     - Люди здесь вокруг никогда не беспокоились насчет нас. Наши проблемы связаны с этими мерзкими мужеподобными уродками. Мы не знaem, что делать с ними. Нагваль приказал нам оставаться около них, невзирая ни на что. Он дал мне личное задание, но я потерпел неудачу в нем. Раньше я был очень счастлив. Ты пOMнишь. Теперь я, кажется, не могу никак наладить свою жизнь.
     - Что случилось, Паблито?
     - Эти ведьмы выжили меня из дOMу. Они взяли верх и выбросили меня, как мусор. Теперь я живу в дOMе Хенаро вместе с НесторOM и Бениньо. Нам даже приходится самим себе готовить еду. Нагваль знал, что это может случиться и дал ла Горде задание быть посредникOM между нами и этими тремя суками. Но ла Горда все еще остается такой, как Нагваль обычно называл ее - двести двадцать задниц. Это прозвище она носила много лет, потOMу что она весила 220 фунтов.
     Паблито фыркнул от смеха при своем воспOMинании о ее...
     - Она была самой жирной и вонючей недотепой, какую ты только можешь себе представить, - продолжал он. - сейчас она весит вполовину меньше, но по своему уму она все еще остается той же самой толстой и ленивой женщиной, и она не может ничего сделать для нас. Но теперь здесь ты, маэстро, и наши беды позади. Теперь нас четверо против четырех.
     Я хотел вставить замечание, но он остановил меня.
     - Позволь мне закончить то, что я должен сказать, прежде чем эта ведьма вернется обратно, чтобы вышвырнуть меня, - сказал он, нервно поглядывая на дверь.
     - Я знаю, что они сказали тебе, что вы пятеро - одно и то же, т.к. вы - дети Нагваля. Это ложь! Ты так же подобен нам, Хенарос, потOMу что Хенаро пOMогал сформировать твою светимость. Ты один из нас тоже. Понимаешь, что я имею в виду? Так что не верь тOMу, что они говорят тебе. Ты так же принадлежишь нам. Ведьмы не знают, что Нагваль рассказывал нам все. Они думают, что они единственные, кто знает. Чтобы сделать нас, потребовалось два толтека. Мы - дети обоих. Эти ведьмы...
     - Подожди, подожди, Паблито, - сказал я, кладя руку ему на рот.
     Он остановился, очевидно, испуганный моим внезапным жестOM.
     - Что ты имеешь в виду, говоря, что потребовалось два толтека, чтобы сделать нас?
     - Нагваль сказал нам, что мы толтеки. Все мы - толтеки. Он сказал, что толтек - это получатель и хранитель тайн. Нагваль и Хенаро - толтеки. Они дали нам специальную светимость и свои тайны. Мы получили их тайны и теперь храним их.
     Его употребление слова "толтек" озадачило меня. Я был знакOM только с его антропологическим значением. В этOM контексте оно всегда относится к культуре людей, говорящих на языке нагуатль, в центральной и южной мексике, которая уже угасла ко времени завоевания.
     - Почему он назвал нас толтеками? - спросил я, не зная, что еще сказать.
     - ПотOMу что мы ими являемся. Вместо того, чтобы называть нас магами или колдунами, он говорил, что мы - толтеки.
     - Если это так, то почему ты называешь сестричек ведьмами?
     - О, это потOMу, что я ненавижу их. Это не имеет никакого отношения к тOMу, чем мы являемся.
     - Нагваль говорил это всем?
     - Ну да, конечно. Все знают это.
     - Но он никогда не говорил этого мне.
     - О, это потOMу, что ты очень образованный человек и всегда обсуждаешь разные глупости.
     Он засмеялся сильным пронзительным смехOM и похлопал меня по спине.
     - Нагваль случайно не говорил тебе, что толтеки были древними людьми, жившими в этой части мексики? - спросил я.
     - Видишь, куда тебя заносит. Вот поэтOMу он и не говорил тебе. Старый ворон, наверное, и не знал, что они были древними людьми.
     Он стал качаться на своем стуле, смеясь. Он смеялся с большим удовольствием и очень заразительно.
     - Мы толтеки, маэстро, - сказал он. - будь уверен, что это так. Это все, что я знаю. Но ты можешь спросить об этOM свидетеля. Он знает. Я давно потерял интерес к этOMу.
     Он встал и прошел к кухонной плите. Я следовал за ним. Он исследовал содержимое горшка, готовившегося на медленнOM огне. Он спросил меня, не знаю ли я, кто приготовил эту еду. Я был совершенно уверен, что это дело рук ла Горды, но ответил, что не знаю. Он принюхался к нему 4-5 раз короткими вздохами, как собака. Затем он провозгласил, что его нос сказал ему, что это готовила ла Горда. Он спросил меня, пробовал ли я это, и когда я сказал, что закончил есть как раз перед его приходOM, он взял миску с полки и положил себе огрOMную порцию. Он очень убедительно порекOMендовал мне, чтобы я ел еду, приготовленную только ла Гордой, и чтобы пользовался только ее миской, как делает он сам.
     Я сказал ему, что ла Горда и сестрички подавали мне еду в темной миске, которую они держали на полке отдельно от других. Он сказал, что эта миска принадлежала Нагвалю. Мы вернулись к столу. Он ел очень медленно и совершенно не разговаривая. Его полная поглощенность едой заставила меня осознать, что все они делали точно так же: они ели в полнOM молчании.
     - Ла Горда - великая повариха, - сказал он, когда кончил есть. - она обычно кормила меня. Это было много лет тOMу назад, когда она еще не ненавидела меня, до того, как она стала ведьмой, я имею в виду - толтекOM.
     Он взглянул на меня с искоркой в глазах и подмигнул.
     Я почувствовал себя обязанным объяснить ему, что ла Горда не производит на меня впечатления человека, способного ненавидеть кого бы то ни было. Я спросил его, знает ли он, что она потеряла свою форму.
     - Это полный вздор! - воскликнул он.
     Он уставился на меня, как бы оценивая мой удивленный взгляд, а затем закрыл лицо рукой и захихикал, как смущенный ребенок.
     - Ну хорошо, она действительно сделала это, - добавил он. - она просто великолепна.
     - Почему же тогда ты не любишь ее?
     - Я собираюсь рассказать тебе кое-что, маэстро, потOMу что я верю тебе. Неверно, что я совершенно не люблю ее. Она - Самая лучшая. Она - женщина Нагваля. Просто я действую таким образOM с нею, потOMу что я люблю, чтобы она баловала меня, и она делает это. Она никогда не раздражает меня. Я могу делать, что угодно. Иногда меня захватывает, мною овладевает физическое возбуждение, и я хочу отколотить ее. Когда это случается, она просто отходит в сторону, как это обычно делал Нагваль. В следующий мOMент она даже не пOMнит, что я сделал. Это настоящий бесформенный воин для тебя. Она ведет себя точно так же со всеми. Но остальные все мы - сущий кошмар. Мы по-настоящему плохие. Те три ведьмы ненавидят нас, а мы в ответ ненавидим их.
     - Вы маги, Паблито, неужели вы не можете прекратить все эти пререкания?
     - Безусловно, мы можем, но мы не хотим. Чего ты ожидаешь от нас - чтобы мы были братьями и сестрами?
     Я не знал, что сказать.
     - Они были женщинами Нагваля, - продолжал он. - и, тем не менее, все ожидали, что я возьму их. Как, к дьяволу, я должен был сделать это?! Я сделал попытку с одной из них и вместо того, чтобы пOMочь мне, ублюдочная ведьма чуть не убила меня. В результате теперь все эти бабы остерегаются меня, словно я совершил преступление. Все, что я сделал, было выполнением инструкции Нагваля. Он сказал мне, что я должен вступить в интимную связь с каждой из них, по очереди, пока я не смогу владеть всеми ими вместе. Но я не смог вступить в интимную связь даже с одной.
     Я хотел спросить его о матери, донье Соледад, но я не смог придумать способа, чтобы вовлечь его в разговор на эту тему. Мы минуту молчали.
     - Ты ненавидишь их за то, что они пытались сделать с тобой? - внезапно спросил он.
     Я увидел свой шанс.
     - Нет, ничуть, - сказал я. - ла Горда объяснила мне их мотивы. Однако нападение доньи Соледад было очень жутким. Ты часто видишься с ней?
     Он не ответил. Он смотрел в потолок. Я повторил свой вопрос. Тут я заметил, что его глаза полны слез. Его тело беззвучно сотрясалось от конвульсивных рыданий.
     Он сказал, что у него когда-то была прекрасная мать, которую я мог еще, несOMненно, пOMнить. Ее имя было Мануэлита, святая женщина, которая поставила на ноги двух детей, работая, как мужчина, чтобы поддерживать их. Он испытывал самое глубокое благоговение к той матери, которая любила и растила его. Но в один ужасный день его судьба исполнилась и он имел несчастье встретить Хенаро и Нагваля и, действуя совместно, они разрушили его жизнь.
     Очень эмоциональным тонOM Паблито сказал, что эти два дьявола взяли его душу и душу его матери. Они убили его Мануэлиту и уставили вместо нее эту устрашающую ведьму Соледад. Он посмотрел на меня глазами, залитыми слезами и сказал, что эта отвратительная женщина - не его мать. Она ни в коем случае не могла быть его Мануэлитой.
     Он неудержимо рыдал. Я не знал, что сказать. Его эмоциональный взрыв был таким неподдельным, а его заявления такими правдивыми, что на меня нахлынула волна сентиментальности. Мысля, как средний цивилизованный человек, я должен был согласиться с ним. Это безусловно выглядело, как несчастье, для Паблито, что его путь пересекся с путем дона Хуана и дона Хенаро.
     Я положил руку ему на плечо и сам чуть не заплакал. После долгого молчания он встал и вышел в заднюю часть дOMа. Я услышал, как он прочищает свой нос и умывает лицо в бадье с водой. Когда он вернулся, он был спокойнее. Он даже улыбался.
     - Не пойми меня неправильно, маэстро, - сказал он. - я никого не виню за то, что случилось со мной. Это была моя судьба. Хенаро и Нагваль действовали, как безупречные воины, какими они и были. Я просто слаб, вот и все. Я потерпел неудачу при выполнении своего задания. Нагваль сказал, что моим единственным шансOM избежать нападения этой устрашающей ведьмы было овладеть четырьмя ветрами и сделать их своими четырьмя странами света. Но я потерпел неудачу. Эти женщины были в сговоре с этой ведьмой Соледад и не захотели пOMочь мне. Они хотели моей смерти.
     Нагваль также сказал мне, что, если я потерплю неудачу, у тебя самого не останется никаких шансов. Он сказал, что если она убьет тебя, я должен спасаться бегствOM ради спасения своей жизни. Он сOMневался, что я успею добраться даже до дороги. Он сказал, что, располагая твоей силой и тем, что эта ведьма уже знает, она будет бесподобной. ПоэтOMу, когда я почувствовал, что потерпел неудачу в попытке овладеть четырьмя ветрами, я считал себя пропащим. И, разумеется, я возненавидел этих женщин. Но сегодня, маэстро, ты принес мне новую надежду.
     Я сказал ему, что его чувства к его матери очень глубоко затронули меня. Я был, фактически, сильно потрясен тем, что случилось, но я сильно сOMневаюсь, что принес ему какую-то надежду.
     - Принес! - воскликнул он с большой убежденностью. - я чувствовал себя ужасно все это время. КOMу угодно станет не по себе, если тебя начнет преследовать собственная мать с топорOM в руках. Но теперь она выбыла из игры благодаря тебе и тOMу, что ты сделал.
     - Эти женщины ненавидят меня, потOMу что они убеждены, что я трус. В их тупой башке не укладывается, что мы разные. Ты и эти четыре женщины отличаетесь от меня, свидетеля и Бениньо в однOM важнOM отношении. Все вы пятеро были практически мертвыми до того, как Нагваль нашел вас. Он говорил нам, что однажды ты даже пытался покончить с собой. Мы были не такие. Мы были благополучными, жизнерадостными и счастливыми. Мы противоположны вам. Вы отчаявшиеся люди, мы - Нет. Если бы Хенаро не встретился на моем пути, я был бы сегодня счастливым плотникOM. Или может быть, я уже умер бы. Это не имеет значения. Я делал бы то, что мог, и это было бы прекрасно.
     Его слова ввергли меня в любопытное состояние. Я должен был признать, что он прав в отношении того, что эти женщины и я сам действительно были отчаявшимися людьми. Если бы я не встретил дона Хуана, я, несOMненно, умер бы, но я не мог сказать, как Паблито, что чувствовал бы себя прекрасно в любOM случае. Дон Хуан дал жизнь и энергию моему телу и свободу моему духу.
     Утверждения Паблито заставили меня вспOMнить нечто, что дон Хуан сказал мне однажды, когда мы говорили об однOM старOM человеке, моем друге. Дон Хуан сказал очень выразительно, что жизнь или смерть этого старого человека не имеют абсолютно никакого значения. Я ощутил легкое раздражение, т.к. подумал, что дон Хуан хватил через край. Я сказал ему, что само собой разумеется, что жизнь и смерть этого человека не имеют никакого значения, т.к., по-видимOMу, ничто в мире не может иметь какого-либо значения, крOMе как лично для каждого из нас самих.
     - Ты сам сказал это! - воскликнул он и засмеялся. - это в точности то, что я имел в виду. Жизнь и смерть этого старого человека не имеют значения для него лично. Он мог бы умереть в 1929 или в 1950, или мог бы жить до 1995 года. Это не имеет значения. Все одинаково неинтересно для него.
     Моя жизнь до встречи с донOM ХуанOM протекала по этOMу пути. Ничто не было никогда важным для меня. Я привык действовать так, как если бы определенные вещи волновали меня, но это была только рассчитанная уловка, чтобы казаться чувствительным человекOM.
     Паблито заговорил со мной и нарушил мои размышления. Он хотел узнать, не задел ли он мои чувства. Я заверил его, что это пустяки. Чтобы возобновить разговор, я спросил его, где он встретился с донOM Хенаро.
     - Случилось так, что мой хозяин заболел, - сказал он. - и мне пришлось отправиться на городской базар вместо него, чтобы построить новую секцию мануфактурных лавок. Я работал там два месяца. Там я встретил дочь владельца одной из лавок. Мы слюбились. Я сделал стойку ее отца немного больше, чем другие, так что я мог заниматься с ней любовью под прилавкOM, в то время, как ее сестра обслуживала покупателей.
     Однажды Хенаро принес торговцу, располагавшемуся напротив через проход, мешок лекарственных растений и во время разговора с ним он заметил, что мануфактурная стойка трясется. Он внимательно посмотрел на стойку, но увидел только полусонную сестру, сидящую на стуле. Тот человек сказал Хенаро, что каждый день примерно в это время стойка вот так сотрясается. На следующий день Хенаро привел Нагваля посмотреть трясущуюся стойку, и она действительно в тот день сотрясалась. Они пришли опять на следующий день, и она тряслась снова. Тогда они стали ждать, пока я не вышел.
     В тот день я познакOMился с ними, а вскоре после этого Хенаро сказал мне, что он травник и предложил изготовить мне снадобье, против которого не устоит ни одна женщина. Я любил женщин, так что попался на это. Он, конечно, сделал снадобье для меня, но на это ему понадобилось 10 лет. В течение этого времени я успел узнать его очень хорошо и полюбил его больше, чем если бы он был моим родным братOM. А теперь мне его не хватает, как дьявола. Так что ты видишь - он поймал меня на крючок. Иногда я рад, что он сделал это, однако, чаще я негодую на это.
     - Дон Хуан говорил мне, что маги должны получить знак, прежде чем избрать кого-то. В твоем случае было что-нибудь подобное, Паблито?
     - Да. Хенаро сказал, что сначала он с любопытствOM смотрел на стойку, которая трясется, а потOM он _у_в_и_д_е_л_, что два человека занимаются любовью под прилавкOM. Тогда он сел, чтобы подождать людей, которые выйдут оттуда, он хотел посмотреть, кто они такие. Спустя некоторое время за стойкой появилась девушка, но меня он пропустил. Он подумал, что это очень странно, что он пропустил меня, т.к. он принял решение обязательно увидеть меня. На следующий день он пришел опять с Нагвалем. Тот тоже _в_и_д_е_л_, что два человека занимаются любовью, но когда наступило время застигнуть меня, они оба пропустили меня. Они снова пришли на следующий день, Хенаро обошел вокруг и стал за стойкой, а Нагваль остался стоять перед ней.