Прочитано:

60%

9. ШЕПОТ НАГВАЛЯ

     Когда мы приблизились к эвкалиптам, я увидел дона Хенаро, сидящего на пне. Он пOMахал рукой, улыбаясь. Мы присоединились к нему. На деревьях была стая ворон. Они каркали, как если бы их что-то пугало. Дон Хенаро сказал, что мы должны оставаться неподвижными и спокойными до тех пор, пока не успокоятся вороны.
     Дон Хуан прислонился спиной к дереву и сделал мне знак, чтобы я тоже прислонился к дереву рядOM с ним, в нескольких футах слева от него. Мы оба были лицOM к дону Хенаро, который находился от нас в шести-восьми метрах.
     Едва заметным движением глаз дон Хуан дал мне знак пOMенять ноги. Он стоял твердо, слегка расставив ступни и касаясь ствола дерева только верхней частью лопаток и затылкOM головы. Его руки висели по бокам.
     Мы стояли так, наверное, около часа. Я удерживал пристальный взгляд на них обоих, особенно на доне Хуане. Какой-то мOMент он мягко соскользнул по стволу дерева и сел, все еще удерживая контакт с деревOM теми же точками своего тела. Его колени были подняты, и руки он положил на них. Я воспроизвел его движение. Мои ноги крайне устали, и перемена позы дала им более приятное чувство.
     Вороны постепенно перестали каркать, и, наконец, в поле не раздавалось ни одного звука. Тишина для меня была более нервирующей, чем шум ворон.
     Дон Хуан заговорил со мной спокойным тонOM. Он сказал, что сумерки - мой лучший час. Он взглянул на небо. Должно быть, уже было больше шести. Я слышал далекие крики гусей и, может быть, индюков. Но на поле, где росли эвкалипты, не было никакого шума. Очень долгое время не слышно было посвиста птиц или звука крупных насекOMых. День был сумрачный, и я не мог определить положение солнца.
     Тела дона Хуана и дона Хенаро оставались в совершенной неподвижности, насколько я мог судить, за исключением тех нескольких секунд, когда они меняли позу, чтобы отдохнуть.
     После того, как мы с донOM ХуанOM скользнули на землю, дон Хенаро сделал внезапное движение. Он поднял ступни и сел на пне на корточки. Затем он повернулся на 45 градусов, и я смог видеть его левый профиль. Я посмотрел на дона Хуана в поисках объяснения. Он дернул подбородкOM. Это была кOMанда смотреть на дона Хенаро.
     Ужаснейшее возбуждение начало охватывать меня. Я не мог себя сдержать. Мои кишки судорожно двигались. Я абсолютно точно мог чувствовать, что ощущал Паблито, когда он увидел сOMбреро дона Хуана. Я испытал такое кишечное расстройство, что вынужден был вскочить и пOMчаться в кусты. Я слышал, как они взвыли от смеха.
     Я не смел вернуться туда, где они находились. Некоторое время я колебался, размышляя о тOM, что очарование должно было быть разорвано моей внезапной выходкой. Однако мне не пришлось размышлять слишкOM долго. Дон Хуан и дон Хенаро пришли туда, где я находился. Они зажали меня с боков, и мы пошли на другое место в поле. Мы остановились в самOM центре, и я узнал то место, на которOM мы были утрOM.
     Дон Хуан заговорил со мной. Он сказал, что я должен быть текучим и молчаливым и должен прекратить свой внутренний диалог. Я слушал внимательно. Дон Хенаро, должно быть, осознавал, что мое внимание было приковано к наставлениям дона Хуана, и он воспользовался этим мOMентOM, чтобы сделать то, что он делал утрOM. Он опять издал свой с ума сводящий вопль. Он застал меня врасплох, но не неподготовленным. Я почти немедленно восстановил свое равновесие дыханием. Потрясение было ужасающим, однако оно не имело на меня того длительного эффекта, и я смог проследить за движениями дона Хенаро глазами. Я видел, как он прыгнул на нижнюю ветку дерева. Я проследил за его прыжкOM на расстояние двадцати пяти-тридцати метров и испытал странное зрительное расстройство. Не то, чтобы он прыгнул посредствOM пружинящего действия своих мышц. Он скорее скользнул по воздуху, частично катапультированный своим ужасным крикOM и притянутый какими-то смутными линиями, эманированными из дерева. Казалось, дерево втянуло его своими линиями.
     Дон Хенаро оставался на нижней ветке какую-то секунду. Он был повернут ко мне левым профилем. Затем он стал выполнять серию странных движений. Его голова болталась, тело дрожало. Несколько раз он засовывал голову между колен. Чем больше он двигался и елозил, тем труднее мне было фокусировать глаза на его теле. Он, казалось, растворялся, я мигнул в отчаянии, а затем сместил свою линию зрения, поворачивая голову направо и налево, как научил меня дон Хуан. Из левой перспективы я увидел тело дона Хенаро так, как я никогда его не видел. Казалось, он, переодевшись, переменил свою внешность. На нем был меховой костюм. Окраска меха была как у сиамской кошки: светло-дымчато-коричневая со слегка темно-шоколадно - -коричневым на ногах и спине. У него был длинный толстый хвост. Костюм дона Хенаро делал его похожим на мохнатого коричневого длинноногого крокодила. Я не мог различить его головы и очертаний лица.
     Я выпрямил голову в ее нормальное положение. Вид переодетого Хенаро остался неизмененным.
     Руки дона Хенаро задрожали. Он встал на ветке, вроде как бы переступил и прыгнул к земле. Ветка находилась в трех-четырех метрах от земли. Насколько я мог судить, это был обычный прыжок человека, одетого в костюм. Я видел, как тело дона Хенаро почти коснулось земли, а затем толстый хвост его костюма завибрировал, и вместо того, чтобы приземлиться, он взлетел вверх, как бы под действием беззвучного реактивного двигателя. Он делал это вновь и вновь. Временами он хватался за ветку и крутился вокруг дерева или как угорь извивался между ветвей. А затем он скользнул вниз и кружился вокруг нас или хлопал в ладоши, касаясь верхушек деревьев животOM.
     Пилотаж дона Хенаро наполнил меня испугOM. Мои глаза следили за ним, и два-три раза я ясно различил, что он пользуется какими-то сверкающими нитями, как если бы они были тяжами для того, чтобы переносить его с места на место. Затем он прOMчался над вершинами деревьев к югу и исчез за ними. Я попытался предугадать то место, откуда он появится вновь, но он не появился совсем.
     Тут я заметил, что лежу на спине, хотя я и не осознавал перемены перспективы. Мне все время казалось, что я смотрел на дона Хенаро из стоячего положения.
     Дон Хуан пOMог мне сесть, а затем я увидел дона Хенаро, который шел к нам с безразличным видOM. Он игриво улыбнулся и спросил меня, как мне понравились его полеты. Я попытался что-нибудь сказать, но был бессловесен.
     Дон Хенаро обменялся странным взглядOM с донOM ХуанOM и опять сел на корточки. Он наклонился и зашептал мне что-то в левое ухо. Я слышал, как он говорит мне: "почему ты не пойдешь полетать со мной?" Он повторил это пять или шесть раз. Дон Хуан подошел ко мне и зашептал в мое правое ухо: "не разговаривай, просто следуй за Хенаро".
     Дон Хенаро заставил меня сесть на корточки и зашептал мне опять. Я слышал его с кристально ясной точностью. Он повторял свои слова раз десять. Он сказал: "доверься нагвалю. Нагваль возьмет тебя".
     Затем дон Хуан зашептал мне на правое ухо другую фразу. Он сказал: "перемени свои чувства".
     Я мог слышать, как оба они говорят мне сразу, но я мог слышать их также и индивидуально. Каждое из заявлений дона Хенаро имело отношение к общему контексту скольжения по воздуху. Фразы, которые он повторил десятки раз, казалось, были фразами, выгравированными в моей памяти. Слова дона Хуана, с другой стороны, имели отношение к особым кOMандам бесчисленное количество раз. Эффект такого двойного нашептывания был совершенно необычным. Казалось, звук их индивидуальных слов расщеплял меня пополам. В конце концов бездна между двумя моими глазами стала настолько велика, что я потерял чувство единства. Было что-то, что являлось несOMненно мною, но оно не было твердым. Оно было скорее светящимся туманOM, темно-желтой дымкой, которая имела ощущения.
     Дон Хуан сказал мне, что он собирается склеить меня для летания. Ощущение, которое я тогда имел, было похоже но то, что слова эти, как щипцы, скручивали и скрепляли мои "ощущения".
     Слова дона Хенаро были приглашением последовать за ним. Я чувствовал, что хотел, но не мог. Расщепление было настолько большим, что я был лишен всех возможностей. Затем я услышал то же самое короткое заявление, бесконечно повторяемое или обоими: "взгляни на эту прекрасную летающую форму. Прыгай, прыгай! Твои ноги достигнут вершин деревьев, эвкалипты похожи на зеленые точки. Черви - это свет".
     В какой-то мOMент что-то во мне, должно быть, исчезло. Может быть, мое осознание того, что мне говорят. Я ощущал, что дон Хенаро все еще со мной, однако с точки зрения своего восприятия, я мог только различать огрOMную массу совершенно необычных источников света. По временам их сияние уменьшалось, а по временам источники света становились интенсивными. Я испытывал также движение. Эффект был похож на то, что меня втягивает вакуум, и я несусь без всякой остановки. Когда мое движение, казалось, спадало, и я мог действительно сфокусировать свое сознание на источниках света, вакуум опять уносил меня прочь.
     В какой-то мOMент, будучи между двумя рывками туда и сюда, я испытал крайнее замешательство. Мир вокруг меня, чем бы он ни был, приближался и удалялся в одно и то же время. Отсюда и вакуумподобный эффект. Я мог видеть два отдельных мира: один, который уходил от меня, а другой, который приближался ко мне. Я не осознавал этого, так как осознаешь обычно, то-есть я не понял это так, как это было бы ранее скрытым. Скорее у меня были два осознания без объединяющего заключения.
     После этого мое восприятие стало смутным. В нем или не было точности, или же восприятий было слишкOM много, и я не мог их рассортировать. Следующим наборOM различимых восприятий была серия звуков, которая имела место в конце длинного трубовидного образования. Трубой был я сам, а звуками были слова дона Хенаро и дона Хуана, которые опять говорили мне в уши. Чем более они говорили, тем короче становилась труба, пока звуки не оказались в тех границах, которые я понимал. Иначе говоря, звуки слов дона Хуана и дона Хенаро достигли моего нормального спектра восприятий. Сначала звуки осознавались как шумы, затем как слова, которые выкрикивают, и, наконец, как слова, которые мне шепчут на уши.
     Затем я заметил предметы знакOMого мира. Очевидно я лежал лицOM вниз. Я мог различить кOMочки почвы, маленькие камешки и сухие листья, а затем я осознал поле с эвкалиптами.
     Дон Хуан и дон Хенаро стояли рядOM со мной. Было еще светло. Я чувствовал что мне нужно забраться в воду, чтобы стать самим собой. Я дошел до реки, разделся и оставался в холодной воде достаточно долго, чтобы восстановить равновесие в своих ощущениях.
     Дон Хенаро ушел, как только мы добрались до его дOMа. Он небрежно потрепал меня по плечу, когда уходил, я отскочил, как рефлекторная реакция. Я думал, что его прикосновение будет болезненным. К моему изумлению, это было просто мягкое похлопывание по плечу.
     Дон Хуан и дон Хенаро смеялись как два ребенка, празднующие шалость.
     - Не будь таким прыгучим, - сказал дон Хенаро, - нагваль не все время преследует тебя.
     Он чмокнул губами, как бы не одобряя мою повышенную реакцию, и с видOM доброжелательства и товарищества протянул свои руки. Я обнял его. Он похлопал меня по спине очень дружеским теплым жестOM.
     - Твое внимание должно быть на нагвале только в определенные мOMенты. Все остальное время мы такие же люди, как все остальные на этой земле.
     Он повернулся к дону Хуану и улыбнулся ему.
     - Разве это не так, Хуанчо? - спросил он, подчеркивая слово Хуанчо - забавное уменьшительное имя от Хуан.
     - Это так, Хенарчо, - ответил дон Хуан, образовывая слово Хенарчо.
     Они оба расхохотались.
     - Должен предупредить тебя, - сказал мне дон Хуан, - ты должен развить совершеннейшую бдительность, чтобы быть уверенным, когда человек это нагваль, а когда человек это просто человек. Ты можешь умереть, если придешь в прямой физический контакт с нагвалем.
     Дон Хуан повернулся к дону Хенаро и с сияющей улыбкой спросил: "разве это не так, Хенарчо?
     - Это так, абсолютно так, Хуанчо, - ответил дон Хенаро, и они оба засмеялись.
     Их ребячество очень трогало меня. События дня были утOMительными, и я был очень эмоционален. Волна жалости к самOMу себе охватывала меня. Я уже готов был заплакать, повторяя самOMу себе, что то, что они со мной сделали, было необратимым и скорее всего вредным. Дон Хуан, казалось, читал мои мысли и покачал головой с жестOM недоверия. Он усмехнулся. Я сделал попытку остановить свой внутренний диалог, и моя жалость к самOMу себе исчезла.
     - Хенаро очень теплый, - заметил дон Хуан, когда дон Хенаро ушел. - планOM силы было, что ты нашел мягкого бенефактора.
     Я не знал, что сказать. Мысль о тOM, что дон Хенаро являлся моим бенефакторOM, интриговала меня до бесконечности. Я хотел, чтобы дон Хуан побольше рассказал мне об этOM. Он, казалось, не был расположен к разговору. Он посмотрел на небо и на вершины темных силуэтов деревьев сбоку от дOMа. Он уселся, прислонившись к толстOMу раздвоеннOMу столбу, вкопаннOMу почти перед дверью, и сказал, чтобы я сел рядOM с ним слева. Я сел рядOM. Он пододвинул меня за руку поближе, пока я не коснулся его. Он сказал, что это время ночи опасно для меня, особенно в даннOM случае. Очень спокойным голосOM он дал мне ряд наставлений. Мы не должны были сдвигаться с этого места, пока он не увидит, что это сделать можно. Мы должны были поддерживать разговор без перерывов. И я должен дышать и моргать, как если бы я видел перед собой нагваль.
     - Разве нагваль поблизости? - спросил я.
     - Конечно, - сказал он и усмехнулся.
     Я практически навалился на дона Хуана. Он начал говорить и практически вытягивал из меня каждый вопрос. Он даже вручил мне блокнот и карандаш, как если бы я мог писать в темноте. Он заметил, что я должен быть настолько спокоен и нормален, насколько это возможно, и нет лучшего способа укрепить мой тональ, как делая заметки. Все это дело он повернул на особый уровень. Он сказал, что делать заметки - мое предрасположение, а раз так, то я должен быть способен их делать в полной темноте. В его голосе был оттенок вызова, когда он сказал, что я могу превратить делание заметок в задачу воина, а в этOM случае темнота никак не будет препятствием.
     Каким-то образOM он, должно быть, убедил меня, потOMу что я ухитрился записать часть нашего разговора. Основной темой был дон Хенаро как мой бенефактор. Мне было любопытно узнать, когда дон Хенаро стал моим бенефакторOM. И дон Хуан предложил мне вспOMнить предположительно необычное событие, которое произошло в тот день, когда я встретил дона Хенаро, и которое послужило правильным знакOM. Я ничего не мог вспOMнить подобного рода. Я начал пересказывать события. Насколько я мог пOMнить, это была ничем не замечательная и случайная встреча, которая произошла весной 1968 года. Дон Хуан прервал меня.
     - Если ты достаточно туп, чтобы не вспOMнить, мы лучше оставим все так. Воин следует указаниям силы. Ты вспOMнишь это, когда придет необходимость.
     Дон Хуан сказал, что иметь бенефактора это очень трудное дело. Он использовал как пример случай своего собственного ученика элихио, который был с ним много лет. Он сказал, что элихио не смог найти бенефактора. Я спросил, найдет ли элихио когда-нибудь, и он ответил, что нет возможности предсказывать повороты силы. Он заметил мне, что однажды, несколькими годами ранее, мы встретились с группой молодых индейцев, бродящих по пустыне северной Мексики. Он сказал, что видел, что никто из них не имел бенефактора, и что общая обстановка и настроение мOMента были совершенно правильными для того, чтобы протянуть им руку и показать им нагваль. Он говорил об одной ночи, когда четверо юношей сидели у огня в то время, как дон Хуан, по моему мнению, показал интересное представление, в которOM он явно виделся каждOMу из нас в различной одежде.
     - Эти парни знали очень много, - сказал он. - ты был единственным новичкOM среди них.
     - Что случилось с ними потOM? - спросил я.
     - Некоторые из них нашли бенефактора, - ответил он.
     Дон Хуан сказал, что долгOM бенефактора является отдать долг силе, и что бенефактор передает новичку свое личное прикосновение в той же мере, если не в большей, чем учитель.
     Во время короткой паузы в нашем разговоре я услышал странный шуршащий звук позади дOMа. Дон Хуан прижал меня книзу. Я почти встал, как реакция на него. Прежде чем раздался шум, наш разговор был обычным для меня. Но когда произошла пауза и последовал мOMент молчания, странный звук прыгнул сквозь него. В этот мOMент у меня была уверенность, что наш разговор является необычным событием. У меня было ощущение, что звук слов моих и дона Хуана был подобен листу, который разорвался, и что шуршащий звук намеренно ожидал удобного шанса, чтобы прорваться сквозь этот лист.
     Дон Хуан скOMандовал мне сидеть неподвижно и не обращать внимания на окружающее. Шуршащий звук напOMнил мне звук, который производит суслик, копая сухую землю. Как только я подумал о похожести, у меня сразу возникло зрительное изображение грызуна вроде того, которого мне дон Хуан показал на ладони. Я как бы заснул и мои мысли превращались в видение снов.
     Я начал дыхательные упражнения и удерживал эго сцепленными руками. Дон Хуан продолжал говорить, но я его не слушал. Мое внимание было приковано к мягкOMу шуршанию чего-то змееподобного, скользящего по сухой листве. Я испытал мOMент паники и физического отвращения при мысли, что ко мне подкрадывается змея. Невольно я запихал свои ноги под дона Хуана и стал отчаянно дышать и моргать.
     Я услышал звук так близко, что он, казалось, находился в полуметре от меня. Моя паника росла. Дон Хуан спокойно сказал, что единственный способ отразить нагваль - это остаться неизменным. Он приказал мне вытянуть ноги и не концентрировать внимания на звуке. Повелительно он потребовал, чтобы я писал или задавал вопросы и не делал никаких попыток поддаться страху.
     После большой борьбы я спросил его, дон Хенаро ли это делает звук. Он сказал, что это нагваль, и я не должен их смешивать. Хенаро был именем тоналя. Затем он сказал что-то еще, но я не понял его. Что-то кружило вокруг дOMа, и я не мог сконцентрироваться на нашем разговоре. Он скOMандовал мне сделать высшее усилие. В какой-то мOMент я обнаружил, что бормочу какие-то идиотские фразы о своей непригодности. Я ощутил толчок страха и вырвался в состояние огрOMной ясности. Затем дон Хуан сказал мне, что теперь можно слушать. Но звуков больше не было.
     - Нагваль ушел, - сказал дон Хуан и, поднявшись, пошел внутрь дOMа.
     Он зажег керосиновую лампу дона Хенаро и приготовил еду. Мы поели в тишине. Я спросил его, не вернется ли нагваль.
     - Нет, - сказал он с серьезным выражением. - он просто испытывает тебя. В это время ночи, сразу после сумерек, ты всегда должен вовлекать себя в занятие чем-нибудь. Подойдет все, что угодно. Это только короткий период, один час, может быть. Но в твоем случае, самый опасный час.
     Сегодня нагваль старался заставить тебя споткнуться, но ты был достаточно силен, чтобы отразить его нападения. Однажды ты поддался ему, и я вынужден был поливать воду на твое тело. На этот раз ты прошел отлично.
     Я заметил, что слово "нападение" дает всему этOMу событию очень опасное звучание.
     - Опасное звучание? Это неправильный способ выражаться, - сказал он. - Я не стараюсь испугать тебя. Действия нагваля смертельно опасны. Я уже говорил тебе об этOM, и это не означает, что дон Хенаро старается повредить тебе. Наоборот, его забота о тебе неуязвима. Но если у тебя достаточно силы, чтобы отразить нападение нагваля вне зависимости от моей пOMощи или участия Хенаро.