ЧАСТЬ ВТОРАЯ

8

     Я ожидала громких стуков и скрипов, которые оглашали по утрам весь дом каждый четверг, когда Канделярия начинала переставлять тяжелую мебель в гостиной. Шума не было и, подумав, уж не снится ли мне это во сне, я пошла по темному коридору в ее комнату.
     Лучи солнечного света проникали сквозь щели в деревянных ставнях, открывающих два окна на улицу. Обеденный стол с шестью стульями, черный диван, обитое кресло, зеркальный кофейный столик и даже вставленные в рамы эстампы пасторальных ландшафтов и сцен корриды - все было на тех местах, куда их расставила Канделярия в прошлый четверг.
     Я вышла во двор, где за кустами заметила Канделярию. Ее жесткие, курчавые, выкрашенные в красный цвет волосы были причесаны и украшены красивыми гребнями. Мерцающие зеленые кольца болтались в мочках ушей. Губы и ногти отливали глянцем и соответствовали цвету ее яркого ситцевого платья. Глаза почти скрывали веки. Это придавало ей мечтательный вид, который, однако, расходился с ее угловатыми чертами и решительными, почти резкими манерами.
     - Зачем ты так рано поднялась, Музия? - спросила Канделярия. Поднявшись, она поправила свою широкую юбку и низкий лиф, который открывал ее пышную грудь.
     - Я не услышала, как ты двигаешь мебель, - сказала я. - может, ты забыла?
     Не ответив, она заторопилась на кухню; ее свободные сандалии засверкали пятками, словно она бежала стометровку. - я сегодня ни с чем не справляюсь, - заявила она, остановившись на миг, чтобы всунуть ногу в свалившуюся сандалию.
     - Я уверена, ты успеешь сделать все, - сказала я. - хочешь, я помогу тебе? - я разожгла дрова в печи и села за стол, посмотрев на часы. - всего семь тридцать, - отметила я. - ты отстаешь всего на полчаса.
     В отличие от доньи Мерседес, которая была совершенно безразлична к любому распорядку, Канделярия делила свой день на дела, точно выверенные по времени. Для того, чтобы завтракать в одиночестве, она садилась за стол ровно в семь. В восьмом часу она натирала полы и вытирала пыль с мебели. Ее высокий рост позволял ей, вытянув руки, доставать паутину в углах и пыль на притолоке. К одиннадцати часам у нас на плите уже кипел горшок с супом.
     Как только это было выполнено, она начинала ухаживать за своими цветами. Поливая их, она начинала обходить патио, а затем двор, одаривая любовной заботой каждое растение. Ровно в два часа она принималась за стирку, даже если стирать надо было только одно полотенце. Погладив белье, она читала иллюстрированные романы. Вечером вырезала картинки из журналов и наклеивала их в фотоальбомы.
     - Прошлой ночью здесь был крестный отец Элио, - прошептала она. - донья Мерседес и я проговорили с ним до рассвета. - она потянулась за ступкой и начала мешать белое тесто для маисовых лепешек, которые мы обычно ели за завтраком. - ему, наверное, лет восемьдесят. Он все еще не может прийти в себя после смерти Элио. Лукас Нунец обвиняет себя в смерти юноши.
     - Кто такой Элио? - спросила я.
     - Сын доньи Мерседес, - ответила тихо Канделярия, делая из теста круглые лепешки. - ему было всего восемнадцать, когда он трагически скончался. Это было давно. - она зачесала прядь волос за ухо, а затем добавила: - лучше не говори ей, что я рассказала тебе, что у нее был сын.
     Она положила лепешки на жаровню и повернулась ко мне с дьявольской улыбкой на устах. - ты не веришь мне, а? - спросила она и тут же удержала меня от ответа. - сейчас я сосредоточусь на кофе. Ты же знаешь, как злится донья Мерседес, если он недостаточно крепок и сладок.
     Я подозрительно посмотрела на Канделярию. У нее была привычка рассказывать мне необычайные истории о целителях, к примеру про то, как донья Мерседес была схвачена десантом нацистов во время второй мировой войны и находилась в плену на подводной лодке. - она лжет, - однажды сообщила мне по секрету донья Мерседес. - и даже, говоря тебе правду, она так ее преувеличивает, что та становится ничем не лучше лжи.
     Канделярия, совершенно не заботясь о моих подозрениях, вытерла лицо передником, который она обвязала вокруг шеи. Затем быстрым и резким движением она повернулась и выбежала из кухни. - следи за лепешками, - крикнула она из коридора. - я сегодня ни с чем не могу справиться.
     Несмотря на шум передвигaemой мебели, который в этот четверг был громче, чем обычно, так как Канделярия спешила, Мерседес Перальта проснулась только в полдень.
     Она нерешительно остановилась у дверей своей комнаты и прищурила глаза от яркого света. Постояв секунду, опираясь о косяк двери, она рискнула выйти в коридор.
     Я бросилась к ней, взяла ее за руку, отвела на кухню. Ее глаза покраснели, она нахмурила брови и печально поджала свой рот. Меня заинтересовало, спит ли она ночами. Всегда могло оказаться, что Канделярия говорит правду.
     По-видимому чем-то озабоченная, она критически осмотрела тарелку с лепешками и, не взяв ни одной, отломила два банана от грозди, висевшей на одном из стропил. Очистив их и насадив на щепку, она элегантно их съела.
     - Канделярия хочет, чтобы ты повидала ее родителей, - сказала она, деликатно вытирая уголки рта. - они живут на холме, недалеко от плотины.
     Прежде чем я успела сказать, что буду от этого в восторге, в кухню ворвалась Канделярия. - ты полюбишь мою маму, - убедительно заявила она. - она такая же маленькая и худая, как ты, и ест тоже целый день.
     Я как-то не представляла себе, что у Канделярии есть мать. С восхитительными улыбками обе женщины слушали мои разъяснения о том, что я думаю об этом. Я уверяла их, что причисляю некоторых людей, так сказать, к "безматеринскому" типу, причем с этим никак не связан ни возраст, ни их взгляды, но какое-то неуловимое качество, которое я не могла вполне объяснить.
     Больше всего Мерседес Перальта была восхищена пояснением того, что оно не может создать какого-либо чувства. Она задумчиво смаковала кофе, затем посмотрела на меня.
     - Может ты думаешь, что я родила себя сама? - спросила она. Донья закрыла свои глаза и сморщила рот, затем задвигала губами, как если бы сосала грудь. - или ты считаешь, что я вылупилась из яйца?
     Она взглянула на Канделярию и серьезным тоном произнесла: - Музия совершенно права. Она хотела сказать, что ведьмы очень мало привязаны к своим родителям и детям. Однако они любят их со всей своей силой, когда стоят лицом к лицу с ними, и никогда, если те повернулись к ним спиной. Мне стало интересно, боится ли Канделярия того, что я вспомню об Элио. Она отошла за спину доньи Мерседес и делала мне оттуда отчаянные жесты хранить молчание.
     Донья Мерседес, будто прочитав наши мысли, посмотрела сначала на меня, а затем на Канделярию. Вздохнув, она обхватила руками свою кружку и выпила остатки кофе.
     - Элио было всего несколько дней, когда его мать, моя сестра, умерла, - сказала она, посмотрев на меня. - я обожала его. Я любила его, как будто он был моим собственным ребенком. - она слабо улыбнулась и после короткой паузы продолжила свой рассказ об Элио. Она сказала, что никто не мог бы назвать его красивым. У него был широкий чувственный рот, плоский нос с большими ноздрями и дикие курчавые волосы. Но то, что делало его неотразимым одинаково и в юные годы, и с возрастом, так это его огромные черные и блестящие глаза, которые сияли от счастья и полного благополучия.
     Донья Мерседес долго рассказывала об эксцентричных наклонностях Элио. Хотя он и стал целителем подобно ей самой, он редко тратил время на мысли о лечении. Он был слишком занят встречами и проводами любви. В течение дня он беседовал с молодыми женщинами и девушками, которые приходили повидаться с ним. Вечером, с гитарой в руках, он пел серенады своим покровительницам. Еле живой, он возвращался домой только на рассвете. Правда, бывали случаи, когда ему не везло в его любовных затеях. Тогда он приходил рано и развлекал ее остроумным пересказом своих неудач и успехов.
     Я с нездоровым любопытством стала ожидать рассказа о его трагической смерти. И почувствовала разочарование, когда она взглянула на Канделярию и прошептала: - иди и принеси мой жакет. Ветер дует как раз с тех холмов, где живут твои родичи. - она встала и, опираясь на мою руку, прошла во двор. - сегодня Канделярия удивлена тобой, - по секрету сообщила она мне. - у нее полным-полно восхитительных причуд. Если бы ты знала хотя бы половину из них, ты, вероятно, упала бы в обморок от потрясения. - донья Мерседес засмеялась легко, как ребенок, скрывающий чей-то секрет.