Прочитано:

27%

7. ХОЛМ АСКЛЕПИЯ

     Утро застало всех троих в пути. Ксанф не выспался и дремал, рискуя свалиться с коня. Филл был весел, говорил без умолку, то и дело обрушивая на Арзака вопросы: "Кто научил тебя языку эллинов? Кто рассказал про Ольвию? Откуда тебе известно имя Ликамба?" Арзак отвечал коротко или отмалчивался, боясь произнести неосторожное слово, наконец, он спросил:
     - Много ль пути осталось?
     - Как увидишь храм бога-врачевателя Аполлонова сына Асклепия, так и конец пути.
     Храм показался скоро. Он стоял на открытом месте среди виноградников и полей. Постаментом ему служил поросший кизилом холм. Яркую зелень листвы с гроздьями белых цветов прорывали соломенные в два ската крыши. По склонам в кустах разместились постройки. В них жили больные, нуждавшиеся в постоянном приеме ванн. Врытые в землю каменные резервуары наполнялись целебной водой из источника, протекавшего под холмом.
     Дом Ликамбо занимал вытянутую террасу на западном склоне и вместе с деревьями был обнесен белой стеной.
     - Праздник сегодня! Молодой Филл пожаловал, да не один! - воскликнул старый слуга с лицом, исчерченным множеством морщин. - Входите, входите. Господин будет рад.
     Слуга распахнул ворота. Филл впереди, Арзак и Ксанф следом вошли в просторный дворик с рядами белых колонн. Зеленая и голубая галька переливами волн разбегалась по белому полю сверкавшей на солнце вымостки.
     - Устали с дороги? Подам лепешек и молока.
     - Подожди. Дядя дома?
     - Господин на холме, осматривает больных.
     - Так мы туда.
     - Гневаться будет, - замахал руками старик и, прищурив выцветшие глаза, посмотрел на небо. - Вон и солнце уже высоко, господин тотчас пожалует. А больные на господина, как на Асклепия, молятся, говорят: "Почему не ставят статуи в честь врачевателей? Врачеватель Ликамб столько людей спас от смерти, что не одну статую на агоре заслужил". - В глазах слуги засветилась гордость.
     - Перед кем расхвастался, старый?
     Из-за колонн появился плотный, среднего роста мужчина с крепко посаженной головой на квадратных плечах. В шапке черных волос и в завитой бороде, окаймлявшей тяжелый подбородок, не было ни одной белой нити. Арзак приготовился встретить старца, убеленного мудростью прожитых лет. Он смутился, но его успокоил приветливый взгляд, которым окинул его врачеватель, здороваясь.
     - Здравствуйте, мальчики. Здравствуй, Филл, прекрасно, что навестил родича. Надеюсь, хвори еще не набросились ни на тебя, ни на твоих друзей. Как здоровье Мирталлы?
     - Мать здорова, шлет тебе добрый привет и кусок египетского полотна чистейшего белого цвета, который так любят Асклепия, дочь Гигиея, и ты, - сказал нараспев Филл.
     Ликамб усмехнулся. Он действительно был одет во все белое. Даже подошвы сандалий были привязаны к ногам белыми ремешками.
     - Не забудь передать Мирталле мою благодарность. - Он взял протянутый Филлом сверток и отдал слуге. Его движения, как и речь, были размеренны и неторопливы.
     - Что привело тебя, Филл, в наше уединение? - спросил он. - В твои годы стремятся туда, где шум веселья и смех. Холм Асклепия погружен в тишину и печаль.
     - Мой гость по имени Арзак - Медведь, скиф из племени царских скифов, стремился к тебе через степь, опережая ветер. Он набит тайнами, как мешок богача монетами, и на нашем языке говорит, как настоящий эллин, родившийся на берегах Понта или в самой Греции.
     Ликамб внимательно оглядел чужеземца. Стройный мальчик с круглым скуластым лицом и светлыми волосами ему понравился. Особенно привлекательным показалось живое, взволнованное и неуловимо гордое выражение его лица.
     - Значит, ты из племени "царских" скифов-пахарей. Говори, мальчик, что привело тебя ко мне?
     - Хайре, мудрый врачеватель, знающий скифские племена! - сказал Арзак.
     - Пусть не споткнется твой конь, не пролетит мимо цели стрела. Я пришел просить у тебя сонного зелья, от которого человек падает бездыханным, словно его настигла смерть.
     По лицу Ликамба пробежала тень. Брови сдвинулись, выпуклый лоб прорезали вертикальные складки.
     - Кто послал тебя, чужеземец? - спросил он быстро и глухо.
     - Меня послала нужда, и заклинаю тебя мечом и твоими богами, не откажи. Вот золото. - Арзак сорвал с руки три браслета. - Возьми и дай мне взамен сонного зелья, цвета белужьей икры.
     - Ты называешь цвет! Клянусь Аполлоном, отцом Асклепия, немногим случалось видеть неразведенный настой. Этот слуга, ученик и моя дорогая жена, с которой мы собирали травы, гуляя среди холмов, - вот и все, кто его видел. Ученик и слуга о настое болтать не будут. Ту, которую я любил, отняли боги. Мальчик, кто рассказал тебе обо всем?
     Арзака охватила тревога. Мысли закружились с такой быстротой, что он испугался, как бы они не вырвались со словами. Нет, второй раз он не нарушит клятву. Прижав руки к груди и очень волнуясь, он сказал:
     - Твое имя в степь принесли торговцы. Они клялись, что мудростью ты превосходишь всех врачевателей, что слава твоя на вечные времена. Я отправился в Ольвию на поводу их клятв. Дай мне зелье, и я привезу тебе золотые кольца, и траву-"безымянку" для лечения ран, и целый мешок "скифской" травы - с ней можно прожить без пищи десять и даже двенадцать дней. Я сделаю все, что ты скажешь. Дай мне зелье.
     Во время этой сбивчивой речи Ликамб не отводил от Арзака горящего взгляда. Потом складки на лбу разгладились, взгляд прояснился, и Ликамб спокойно сказал:
     - Не откажись, чужеземец, прогуляться со мной к источнику. Мне необходимо проверить уровень воды, и наш разговор мы продолжим в подземном коридоре.
     - Слышал! - воскликнул Филл, не успела упасть на место завеса, за которой скрылись Ликамб и Арзак.
     - Говорили в голос, конечно, слышал, - ответил Ксанф.
     - Ах, Ксанф, неужели ты не заметил, что Ликамб, как и я, заподозрил тайну. Побегу послушаю, о чем они говорят.
     - Подслушивать стыдно!
     Но Филл исчез за колоннами, прежде чем Ксанф успел его задержать. Только мелькнул полотняный хитон.
     - Купцы не солгали, мальчик, - сказал Ликамб, входя с Арзаком в галерею, наклонно сползавшую в толщу холма. - Мне открыты целебные свойства трав, я знаю действие соков, которыми плачут деревья. Снотворный настой, о котором ты говоришь, способен свалить даже быка. Это сильное средство, и прежде, чем дать тебе хотя бы каплю, я должен знать, что она не послужит во вред. Здесь мы одни, и ты скажешь мне правду.
     Арзак не был уверен в том, что они одни. Ему слышался шорох, он косился по сторонам, стараясь понять, откуда доносятся звуки, но взгляд упирался в глухие каменные стены.
     - Ты молчишь, чужеземец?
     - Я боюсь утомить тебя длинным рассказом.
     - Не беспокойся, я привык выслушивать истории целой жизни. Больные рассказывают их каждый день.
     - Мне было четыре года, Одатис была меньше ягненка, когда мать привязала Одатис ко мне на спину и сказала: "Спрячься в овраге". Я так и сделал. Одатис плакала, потом затихла. Потом мы с ней очутились у Старика. Старик сказал, что был бой из-за пастбищ и что все люди нашего кочевья убиты, мать тоже.
     - Старик приходится тебе дедом?
     - Нет, он сам по себе. Его зовут "Стариком" из-за боязни накликать беду, по-настоящему его имя - Гнур.
     Суеверия есть и у греков. Например, считается дурной приметой сидеть нога на ногу, скорее это должно назвать дурной манерой. Но скажи, почему твои соплеменники боятся Гнура?
     - Из-за его мастерства, они думают, что в кузнечной работе Старику помогают духи земли и луна.
     - Это Гнур сделал те замечательные браслеты?
     - Да, только они не замечательные, они принесли беду.
     Арзак настороженно посмотрел на Ликамба и замолчал. Ему снова послышался шорох, теперь совсем близко.
     - Как случилась беда, мой мальчик?
     - Из царского стойбища приехали пять дружинников за нетупеющим акинаком. С ними приехала царская жена. Она сказала: "Старик, сделай мне три золотых браслета на манер эллинских, каких не было ни у одной из жен". Старик сказал: "Сделаю". Потом царская жена услышала, как поет Одатис, и спросила: "Это твоя внучка?" Старик промолчал. Тогда она спросила Одатис: "Ты любишь петь?" - "Очень-очень-очень", - ответила Одатис. "Поедем со мной в царское стойбище". - "Нет", - сказал Старик. Но царская жена кивнула дружинникам. Один из них схватил Одатис и ускакал, четверо других выхватили кинжалы. "Нет", - повторял Старик. Он сделался белым, словно вся кровь ушла под землю. - "Ни одного акинака больше не будет". - "Зря беспокоишься, - сказала царская жена и повела глазами, - твоей внучке будет хорошо. Пусть повеселит меня песнями, а в следующую луну я приеду за браслетами и привезу тебе девчонку живой и невредимой". Так она сказала, и все ускакали. Пес Лохмат убежал еще раньше за конем, который помчал Одатис.
     - Прошу тебя, продолжай, - сказал Ликамб.
     - Прежде чем луна миновала, умер Савлий, а когда умирает царь, за ним в могилу уходит жена и служанка жены. Они должны быть с царем там, где живут после смерти.
     - Какой страшный обычай.
     - Он пришел к нам от предков, из стародавних времен. Но Одатис никогда не была служанкой, и вот теперь она едет в белой кибитке, ее убьют вместе с царской женой.
     В облицованный камнем проход сверху свалился Филл.
     - Это моя невеста. Девочка с волосами цвета пшеницы, ей грозит смерть! - закричал он, бросаясь к Арзаку.
     - Я не верю своим глазам! - воскликнул Ликамб. - Мой племянник посмел подслушивать?
     - Арзак, объясни скорее дяде, что речь идет о моей невесте, вспомни гадателя на агоре - он так все и сказал!
     - Убирайся прочь, мальчишка, наш с тобой разговор впереди.
     - Я не уйду, я знал, что здесь укрывается тайна.
     Но Ликамб сдвинул брови, и Филл ушел. Он уходил, чуть не плача, оглядываясь через каждые три шага.
     - Прости, Арзак. Мне в голову не пришло, что нас подслушивали. - Ликамб обнял Арзака за плечи и повел вниз по ступеням.
     - Ничего, что подслушивали, - сказал Арзак, всматриваясь в подземный проход, едва освещенный горевшим светильником. - Филл должен все знать. Если Одатис спасется, ей нельзя оставаться в степи. Скифы ее видели в кибитке царской жены, и для них она ушла за царем в вечную жизнь.
     - Конечно, мы возьмем Одатис к себе. Но как ты рассчитываешь спасти сестренку? Чем может помочь настой? Надеюсь, ты не думаешь заставить уснуть сразу всех скифов?
     - Нет, только Одатис. Если Одатис выпьет сонное зелье и станет как мертвая, ее выкинут из кибитки.
     - Все понял, мой мальчик, ты рассчитал правильно, и да помогут тебе Аполлон и Асклепий.
     Ликамб взял в руки мерцавший светильник, провел язычком пламени вдоль стены и, отыскав железную скобу, отодвинул один из камней. Открылась темная ниша, уходившая в глубину.
     - Снотворный настой изготовлен из трав, растущих в местностях, обильных влагой. Поэтому я храню его близ воды.
     Ликамб просветил внутрь, достал небольшой, в пол ладони сосудик из красной глины с высоким горлом и протянул Арзаку.
     - Возьми, мой мальчик, - сказал Ликамб. - В этом амфориске заключен чудодейственный дар бога сна - Морфея, и если выпить содержимое, не разбавляя водой, бездыханный сон мгновенно скует тело. Сон будет длится три дня и три ночи и пройдет сам собой. Нет, плата мне не нужна, оставь при себе свое золото, - добавил он быстро, поняв, что Арзак хочет снова сдернуть с руки браслеты. - Лучше скажи, кто научил тебя так превосходно говорить на языке эллинов?
     - Филл и Ксанф спрашивали меня об этом.
     - Что ты ответил им?
     - Я рассказал про Анархасиса, брата Савлия. Он отправился в Грецию и узнал всех наших богов. Савлий убил его за это.
     - А что ты ответишь мне, мой мальчик?
     - Тоже самое, господин. Анархисис был не единственным скифом, умевшим говорить и понимать ваши слова.
     - Но кто-то должен был обучить тебя этому. Может быть твоя мать или кормилица родились здесь, в Ольвии? Может быть рядом с тобой находился постоянно раб с берегов Понта?
     Голос Ликамба звучал все настойчивее. Светильник мигал и вздрагивал в его руке, напрягшейся от волнения. И что-то сильнее воли, сильнее торопливых бессвязных мыслей заставило Арзака опустить глаза.
     - Раб научил, потом умер, - сказал он чуть слышно.
     Ликамб вздохнул, унял в пальцах дрожь.
     - Ну хорошо, мой мальчик, ступай, поспеши на помощь Одатис. Да облегчит ее участь снотворный настой.
     Он повернулся и стал спускаться в глубь галереи, туда, где бойко журчал источник. Арзак с драгоценным маленьким сосудом - амфориском побежал в дом проститься с Филлом и Ксанфом.
     - Молодой господин и Ксанф уехали, - такими словами встретил Арзака старый слуга. - Велели кланяться.
     - Уехали в город Ольвию?
     - Нет в другую сторону коней направили. Для госпожи Мирталлы молодой господин письмо оставил, - слуга показал вощенную дощечку, исчерченную непонятными знаками.
     "Должно быть, Филл устыдился, что подслушивал, иначе не уехал бы тайно", - подумал Арзак, выводя Белонога. Он не знал, что отъезду Филла и Ксанфа предшествовал такой разговор:
     - Собирайся, едем! - крикнул Филл. Потерпев неудачу в подземном коридоре, он бегом вернулся во дворик.
     - Далеко ли путь предстоит?
     - В скифскую степь, за Арзаком. Его сестра в смертельной опасности. И если ты друг, ты отправишься вместе со мной.
     - Что за глупости, Филл, пожалей мать.
     - После смерти отца я в доме старший. Мать пусть воспитывает малышей, я вышел из-под опеки.
     - Нет, Филл, я не могу потакать твоим безумствам, Госпожа Мирталла всегда так добра ко мне.
     - А врачеватель Ликамб не добр? Не он ли спас твоего отца? Тогда ты говорил, что ради Ликамба жизни не пожалеешь.
     - Я и сейчас готов повторить то же.
     - Тогда слушай, - Филл наклонился и, хотя дворик был совсем пуст, зашептал в самое ухо Ксанфа.
     - Не может быть! - отшатнулся Ксанф.
     - Может. Я об этом подумал еще на агоре, теперь совсем уверился. Только упрямый Медведь сам ни за что не скажет, нужно его выследить. Говори, едешь со мной или нет?
     - Еду.