Прочитано:

44%

     Гитлер осторожно обошел проблему единой инстанции для всей промышленности вооружений: он говорил о вооружении армии и военно-морского флота, сознательно исключая ВВС. Я бы также поостерегся отстаивать перед ним иную точку зрения, так как речь шла бы при этом о политическом решении, и по порядкам этой системы это повело бы только к путанице. Гитлер завершил свою речь обращением к присутствующим: сначала он расписал мои организационные достижения в строительстве ( что вряд ли могло убедить участников совещания ), охарактеризовал мою новую деятельность как личную жертву ( что в этом кругу перед лицом критической обстановки на фронте казалось, наверное, естественным ) и выразил надежду, что я при решении поставленных задач буду везде встречать не только поддержку, но и спортивно-честное отношение: "Ведите себя по отношению к нему как джентельмены!"- слова необычные для Гитлера. Что же касается собственно моих задач, то тут он не высказался со всей определенностью, а для меня это было даже и к лучшему.
     Так Гитлер еще никогда не вводил нового министра в должность. И в менее авторитарной системе подобный дебют означал бы неоценимую помощь. В нашем же государстве последствия были просто поразительными, даже для меня самого. Длительное время я двигался в своего рода пустом пространстве, не встречая ни малейшего противодействия и мог практически делать все, что считал необходимым.
     Функ, который вместе со мной провожал Гитлера в его апартаменты в Рейхсканцелярии, по дороге растроганно и клятвенно обещал предоставить все в мое распоряжение и оказать любую помощь. И он сдержал свое обещание, если не принимать во внимание незначительные исключения.
     Борман и я постояли, беседуя уже о пустяках, еще несколько минут с Гитлером в его жилой комнате. Прежде чем удалиться в свои верхние помещения, он еще раз дал мне совет по возможности более полно использовать возможности промышленности, потому что именно там я найду ценнейшие силы. Мысль эта была для меня не нова, потому что Гитлер и до этого часто подчеркивал, что крупные задачи лучше всего решаются непосредственно экономикой, а министерская бюрократия, против которой у него были предубеждения, только сковывает ее инициативу. Я воспользовался удобным случaem в присутствии Бормана заверить его, что я собираюсь добиваться выполнения своих задач главным образом, привлекая специалистов из промышленности. Но для этого необходимо, чтобы партийная принадлежность не была бы предварительным условием, потому что, как известно, очень многие из них далеки от партии. Гитлер согласился, поручил Борману учесть мое пожелание. И, в самом деле, по крайней мере до покушения 20 июля 1944 г. мое министерство было избавлено от неприятных проверок партканцелярии Бормана.
     Вечером того же дня я договорился с Мильхом, который пообещал мне перейти от завистливого соперничества между производством вооружения для ВВС и армии, которым до сих пор определялись отношения "вооруженцев" ВВС к вооружению армии и ВМФ. Именно в первые месяцы мне были важны его советы, из этого вскоре выросла сердечная дружба, длящаяся до сего дня.

Глава 15.
Организованная импровизация.

     До совещания в моем министерстве оставалось пять дней, до него я должен был сформулировать свои представления. Как ни странно это может показаться: самое главное, принципиальное мне было ясно. С самого первого дня я, как лунатик, брел по направлении к системе, которая только и могла обеспечить успех в производстве вооружений. Впрочем, как уже говорилось, еще во время моей двухлетней работы на вооружения удалось заглянуть снизу "во многие принципиальные недостатки, которые я не увидел бы сверху"(1).
     Я разработал организационный план, вертикальные линиикоторого изображали готовую продукцию - танки, самолеты или подлодки, т.е. вооружения всех трех родов войск вермахта. Вертикальные столбы были опоясаны многочисленными кольцами, каждое из которых должно было изображать определенный контингент поставок, необходимых для всех орудий, танков, самолетов и иных видов вооружения. Здесь, в этих кружках и я представлял себе сведенными воедино производство, например, кованых изделий или подшипников или электротехнического оборудования. Профессиональное мышление в трех измерениях подтолкнуло меня к изображению этой новой организационной схемы в объеме и перспективе.
     В бывшем зале заседаний Академии искусств снова встретились ведущие фигуры военной промышленности и управленческих инстанций, ответственных за вооружение. После моего часового доклада моя схема была принята к сведению без каких-либо дискуссий. Не было также возражений и против полномочий единого руководства производством вооружений. Это закрепляло требования совещания 13 февраля и замыкало его на моей персоне. Я даже осмелился предложить присутствующим пустить по кругу для подписи мое заявление - весьма необычная процедура во взаимоотношениях Имперских ведомств.
     Впечатление от речи Гитлера было, однако, еще достаточно свежо. Первым о своей полной поддержке моего предложения заявил Мильх и не раздумывая долго, подписал испрашивaemые мною полномочия. У остальных участников совещания возникли оговорки формального характера, которые Мильх, тем не менее, используя свой авторитет, быстро развеял. Только представитель военно-морских сил генерал-адмирал Витцель упорствовал до последнего и дал свое согласие только условно.
     На следующий день, 19 февраля, я вместе с фельдмаршалом Мильхом, генералом Томасом и генералом Ольбрихтом, представлявшим генерал-полковника Фромма, отправился в ставку фюрера, чтобы изложить Гитлеру мои организационные планы и доложить ему о положительном ходе совещания. Гитлер был согласен со всем.
     Сразу же после моего возвращения Геринг потребовал меня к себе, в свой охотничий замок Каринхалл, удаленный более, чем на семьдесят километров к северу от Берлина, в шорфхайдской пустоши. После того, как Геринг в 1935 г. увидел новую резиденцию Гитлера "Бергхоф", он распорядился возвести вокруг своего старого, скромного охотничьего дома замок, по размерам превосходящий новостройку Гитлера. Со столь же огромной главной жилой комнатой, только с еще большим раздвижным окном. Гитлер тогда расстроился, из-за такого размаха. Однако, его архитектор нашел способ как обратить во благо тягу Геринга к роскоши: без долгих слов было решено, что Каринхалль будет одновременно и ставкой рейхсмаршала.
     Из-за вызовов к Герингу всегда терялся полноценный рабочий день. И на этот раз я мог, прибыв после долгой езды своевременно, к 11 часам, еще битый час рассматривать картины и гобелены в геринговской гостиной. В отличие от Гитлера Геринг был в вопросах пунктуальности более, чем вельможен. Наконец, он спустился по лестнице из своих личных покоев второго этажа в развевающемся зеленом бархатном халате, романтично и картинно. Наши приветствия прозвучали довольно холодно. Мелкими шагами он впереди нас направился в свой зал-кабинет и занял место за гигантским письменным столом. Я скромно опустился напротив. Геринг был в высшей мере раздражен, горько посетовал, что я его не пригласил на заседание в зале кабинета министров и протянул мне подготовленное его министериаль-директором по четырехлетнему плану Эрихом Нойманом через стол заключение о юридических последствиях возникшего по моей инициативе документа. С проворностью, которой я при его грузности никогда в нем не предполагал, он вскочил возмущенно на ноги и, потеряв от возмущения контроль над собой, начал бегать туда-сюда по огромному помещению. Все его уполномоченные - бесхарактерные трусы. Поставив свои подписи, они навеки попали в подчинение ко мне, и это - даже не спросив его! Мне невозможно было вставить и словечко, что в данной ситуации я почитал за благо. Косвенно его горькие упреки адресовались и мне, однако то, что он не посмел сделать мне упрек в некорректном поведении, намеком говорило об ослаблении его позиции. Подобное выхолащивание своей власти он не потерпит,- заявил он в заключение. Он немедленно отправится к Гитлеру и сложит с себя должность "уполномоченного по четырехлетнему плану" ( 2).
     Впрочем, к этому времени, это не было бы потерей, потому что Геринг, который поначалу, вне всякого сомнения, с большой энергией продвигал четырехлетний план, к 1942 г имел уже устойчивую репутацию сонливого, питающего отвращение к работе человека. Даже чисто внешне он производил какое-то ненадежное впечатление, без разбору ухватывался за новые и слишком многие идеи, изливал свою энергию толчками и мыслил нереалистично.
     Бесспорно, что, принимая во внимание политические последствия, Гитлер не принял бы отставку Геринга, а заключил бы компромисс. Вот это-то и надо было упредить, потому что его компромиссов боялись все стороны: трудности ими не устранялись, а обстановка становилась еще неопределеннее и сложнее.
     Я понимал, что я должен что-то сделать, чтобы подкрепить пошатнувшийся престиж Геринга. Во всяком случае я, не сходя с места, стал уверять его, что нововведения, появившиеся по желанию Гитлера и одобренные его, Геринга, генеральными уполномоченными, ни в коей мере не покушаются на его позиции как руководителя четырехлетнего плана. Мое предложение устроило Геринга: я заявил о своей готовности подчиниться ему и выполнять свою долю работы в рамках четырехлетнего плана.
     Уже через три дня я снова был у Геринга и положил ему на стол проект, в соответствии с которым, я становился "генеральным уполномоченным по вооружениям в рамках четырехлетнего плана". Геринг был согласен, хотя он и счел необходимым обратить мое внимание на то, что я слишком много на себя беру и что в моих же собственных интересах было бы ставить себе более скромные цели. Еще два дня спустя, 1 марта, он подписал распоряжение. Я был уполномочен "обеспечить производству вооружений... в общехозяйственной жизни тот приоритет, который ему подобает во время войны. (3). Я добился большего, чем документом от 18 февраля, вызвавшим такой протест Геринга.
     16 марта, вскоре после того, как Гитлер, очень довольный тем, что он был избавлен от всяких личных трудностей в отношении с Герингом, подтвердил эту формулировку, я дал сообщение о своем назначении в прессу. Для этого я разыскал старую фотографию, на которой Геринг в восторге от моего проекта здания ведомства Рейхсмаршала дружески возлагает свои руки на мои плечи. Я хотел тем самым показать, что кризис о котором начали поговаривать, миновал. Правда, пресс-бюро Геринга обратило мое внимание на то, что только Геринг имел право опубликовать фотографию и распоряжение.
     Новые огорчения не заставили себя ждать. Вдруг став очень тонкокожим, Геринг пожаловался мне, что от итальянского посла ему стало известно о комментариях зарубежной прессы, в которых подчеркивалось, что новый министр объехал его в четырехлетнем плане. Подобные публикации могут погубить его авторитет в промышленности. После этого могло считаться тайной Полишнеля, что Геринг роскошества своего образа жизни покрывал за счет финансовых поступлений от промышленности; у меня возникло ощущение, что он опасался в случае ущерба для своего авторитета в этом мире и соответствующего сокращения поступлений. Тогда я предложил пригласить крупнейших промышленников в Берлин на совещание, во время которого я по всей форме признаю свою ему подчиненность. Это предложение ему необыкновенно пришлось по душе, к нему моментально вернулось хорошее расположение духа.
     Вскоре около полусотни промышленников были вызваны Герингом в Берлин. Я открыл заседание кратким вступлением, в котором выполнил обещанное Герингу, тогда как он в своей пространной речи распространялся о важности вооружений, вменял присутствующим в обязанность помогать изо всех сил и т.д. и т.п. Мои полномочия и задачи не были упомянуты ни в положительном, ни в отрицательном смысле. Какая-то вялая сонливость, определявшая поведение Геринга в те годы, позволяла мне и впредь работать свободно, без помех. Надо полагать, он не раз ревниво отзывался у Гитлера о моих успехах, но в последующие два года он почти не пытался что-либо изменить прямым вмешательством.
     Полномочия, полученные мной от Геринга, при его снижавшемся авторитете представлялись мне недостаточными. Поэтому уже вскоре, 21 марта, я дал Гитлеру на подпись документ со следующей констатацией: "Любые интересы немецкой экономики должны быть подчинены необходимостям производства вооружений." Этот указ Гетлера в условиях авторитарной системы был равносилен предоставлению мне высшей экономической власти.
     Государственно-правовые формы нашей организации были - как, впрочем, и все остальное - довольно неопределенными и несли черты импровизации. Сфера моей деятельности и мои обязанности так и не были точно зафиксированы. Да я и не считал это целесообразным и не без успеха уклонялся от этого. В результате мы могли определять круг нашей компетенции от случая к случаю, по мере надобности и находчивости сотрудников. Юридическое закрепление прав, которые можно было бы вывести из моей почти неограниченной власти, Гитлером по личной склонности слегка прикрывaemой, только повело бы к спорам о компетенциях с другими министерствами, без шансов на достижение удовлетворительного взаимопонимания.
     Неопределенности такого рода были своего рода раковым новообразованием в гитлеровской системе правительственного правления. Но я с этим мирился в той мере, в которой они шли мне на пользу и до тех пор, пока Гитлер подписывал все документы, которые я ему представлял. Когда же он перестал слепо удовлетворять мои требования - а в частных вопросах он уже довольно скоро перестал делать это -, мне ничего не оставалось, как либо бездействие, либо хитрости.
     Вечером 2 марта 1942 г., ровно через месяц после моего назначения, я пригласил в ресторан "Хорхер" своих коллег-архитекторов, работавших в моем подчинении над реконструкцией Берлина. В небольшом обращении к ним я сказал: то, чему со всей силой противишься, то в один прекрасный день на тебя и обрушится. Своего рода трогательным открытием для меня явилось то, что новая моя работа, оказывается, не столь уж и чужеродная. "Со студенческих времен,- продолжал я,- мне известно: чтобы во всем разобраться, следует основательно подходить к делу. В настоящее время я вникаю в вооружение бронетанковых войск, потому что тем самым я себе расчищаю путь ко многим иным задачам." Как человек осторожный я определил для себя программу на целых два года вперед! Но я сохраняю надежду и на более скорое возвращение к нашей работе. И как раз в будущем мне очень пригодится опыт моей работы на войну: именно мы, технари, призваны решать проблемы будущего. "А руководство развитием техники,- так я заключил несколько экзальтированно,- примет на себя архитектор" ( 4).
     С предоставленными мне Гитлером полномочиями, с миролюбиво настроенным Герингом за спиной я смог приступить к построению задуманной мной "самоответственности промышленности", которую я изобразил на своей схеме. Сегодня практически общепризнано, что неожиданно быстрый рост производства вооружений был обеспечен внедрением этой системы организации, принципы которой сами по себе не были новыми. Генерал-фельдмаршал Мильх, как и мой предшественник Тодт, уже начали поручать руководство отдельными направлениями промышленности вооружений крупным организаторам производства из ведущих предприятий. Но и Тодт воспринял уже готовую идею: подлинным новатором "самоответственности промышленности" был выдающийся еврейский организатор германской военной экономики в Первую мировую войну Вальтер Ратенау. Из своего опыта он понял, что значительный рост производства достигается благодаря обмену между предприятиями технологическими новинками, разделению труда между ними, унификации и стандартизации продукции. Это и позволило ему еще в 1917 г. прийти к обобщению принципиального характера: создание вышеуказанных предпосылок "обеспечивает удвоение роста продукции на том же оборудовании и неизменных трудовых затратах" (5). На чердачном этаже министерства Тодта сидел один из старых сотрудников Ратенау, работавший у последнего в отделе добычи и поставок сырья и составивший впоследствии отчет о его структуре и деятельности. Именно отсюда почерпнул д-р Тодт опыт.
     Мы сформировали "главные комитеты" по отдельным видам вооружений и "главные кольца" для обеспечения поставок. Тринадцать главных комитетов образовали в итоге вертикальные элементы, "столбы" моей вооруженческой организации. Они были связаны между собой равным числом главных колец (6).
     Помимо главных комитетов и колец я учредил еще комиссии перспективных разработок, в которых армейские офицеры заседали вместе с лучшими конструкторами. Эти комиссии должны были держать под контролем новые конструкторские разработки, вносить предложения по технологии еще на стадии конструирования и приостанавливать работу над ненужными новшествами.
     Руководителям главных комитетов и главных колец вменялось в обязанность ( для обеспечения наипервейшей предпосылки рационализации ) наблюдать за тем, чтобы по возможности на каждом предприятии производился бы только один вид продукции, зато в максимальном количестве. Постоянная обеспокоенность Гитлера и Геринга, находившая свое выражение в непрестанных и быстрых пересмотрах производственных программ, заставляла предприятия гнаться за четырьмя или пятью одновременными заказами, по возможности - еще и от различных родов войск. Это позволяло при внезапном аннулировании одного заказа переключать высвобождающиеся мощности на выполнение остающихся. Часто и вермахт делал только краткосрочные заказы. Так, например, до 1942 г. производство боеприпасов ориентировалось по объемам их расхода, который во время серии блиц-кригов происходил рывками. Соответственно и производство - то свертывалось, то расширялось, т.е. создавалась ситуация, препятствовавшая специализации предприятий на полном и непрерывном производстве боеприпасов. Мы позаботились об определенных гарантиях под заказы и старались загружать предприятия по возможности меньшим ассортиментом продукции.