Прочитано:

50%

     Внезапно Канарис спросил с невинным видом:"О чем вы беседовали с вашим японским другом в Стокгольме?" У меня это вызвало чувство досады, и я ответил, что с японцем ни о чем не разговаривал. Даже, если бы такой разговор был, я бы стал это отрицать - и он хорошо это знал. Он должен был понимать, что я не хочу об этом говорить, но начал делать вид, будто обижен моим отказом. "У вас есть превосходный агент, работающий на японцев, вы должно быть, говорили с ним".
     Это была правда. У меня был сотрудник в Стокгольме, итальянец с прекрасным образованием, вхожий в японское посольство, где он много лет работал переводчиком. Он завоевал доверие японцев, и благодаря своему уму, опыту и лингвистическим способностям, часто получал ценную информацию без всяких стараний. Действительно, я увеличил ему плату во время своей поездки в Стокгольм, хотя сам с ним и не разговаривал. Но что же стояло за настойчивым любопытством Канариса?
     Об этом я узнал очень быстро, во время обеда, на который был приглашен Гейдрихом накануне.
     Перед обедом я коротко доложил ему о своей работе. Его особенно заинтересовала история с позорно провалившимися агентами в Испании, однако я сумел его убедить в том, что более суровые, чем увольнение со службы, наказания создадут для меня психологические трудности во взаимоотношениях с подчиненными. Впервые я рассказал ему о проблемах для сотрудников, возникших в связи с быстрой, но необходимой реорганизацией отдела. Я полагал, что если кто и заслуживал наказания, то это мой предшественник. Эта колкость подействовала на Гейдриха. Он знал, что я не разделяю его отношения к этому человеку, независимо от его мотивов. Он сразу же сменил предмет разговора.
     "Сегодня мы должны многое обсудить, - сказал он. - Лучше, если мы сделaem это за едой, тогда нам не помешают." Подали привычную для него пищу - баварский суп, на котором специализировался повар Гейдриха.
     Гейдрих был до крайности сердечен и, зная его, я стал опасаться, что он сейчас, сообщит о моем переводе на Восточный фронт в наказание за благожелательный отзыв о докторе Бесте, бывшем сотруднике СД. Как бы в ответ на мои мысли, Гейдрих сразу же заявил:"Я не в состоянии обойтись без вашей помощи здесь в Берлине, и я отказался от мысли временно направить вас на Восточный фронт. Вам может быть интересно, что я на самом деле уже поговорил об этом с Гиммлером, и он решительно выступил против такой идеи. Кажется, вы его протеже. Он заявил, что любое изменение ваших функций должно получить его одобрение. Хотелось бы знать, дорогой Шелленберг, как вам это удалось. Однако на вашем месте, я не стал бы так сильно на него рассчитывать.
     (J world not count on the situation).
     После того, как я кратко рассказал ему о поездке в Швецию, он вынул маленькую записную книжку и быстро набросал несколько положений, вытекавших из нашей беседы на другие темы.
     Насколько я помню, говорили о следующем: во-первых, он поинтересовался моим мнением о деятельности Розенберга по созданию министерства восточных территорий, принципы которой были определены на совещании 16 июля 1941 года, где излагались основы германской оккупационной политики в России. В совещании участвовали Геринг, Кейтель, Розенберг, Борман. Гитлер предлагал поделить Россию и управлять ее, как колонией, игнорируя стремление к самоуправлению многих народов Советского Союза.
     Замечания Гейдриха свидетельствовали о неразумности политики покорения "русских недочеловеков", проводившейся Гитлером. Гитлер настаивает на безжалостном использовании RSFT$FФинансировавшемся нацистами русского антикоммунистического освободительного движения, - сказал Гейдрих. - Он хочет как можно быстрее создать четко организованную систему получения информации, систему, которую не смог бы превзойти даже НКВД, безжалостную, постоянно действующую, так, чтобы нигде в России, не мог в подполье появиться лидер типа Сталина. Если он и появится, его следовало вовремя распознать и вовремя уничтожить. Основная масса русского народа не представляет опасности сама по себе. Русские опасны лишь постольку, поскольку в их среде формируются и развиваются такие личности.
     Я в задумчивости взглянул на Гейдриха. Он прочитал мое мнение в моих глазах и пожал плечами. Верил ли Гейдрих в эту чушь? В такие минуты его было невозможно понять. Я спокойно сказал:"Едва ли двухсотмиллионный народ можно удерживать в подчинении с помощью иностранной полиции - особенно если не представлять автономии национальностям, которые ненавидят советскую систему и могут быть привлечены на нашу сторону. В конце концов, это, вероятнее всего, подтолкнет их к какому-нибудь империалистическому пан-славянскому движению. Я думаю, нам следует создать несколько автономных образований и поощрять их национальных лидеров. Тогда мы сможем сыграть на их взаимной вражде. Подумайте хотя бы об украинцах, грузинах, белорусах, людях типа Мельника и Бандеры..."
     Гейдрих, ошеломленный и раздосадованный, промолчал. "Вы ничего не понимаете в таких вещах, - сказал он. Смешение различных рас, если целенаправленно осуществлять его несколько десятилетий, даст тот же эффект, и это докажет правоту фюрера".
     У меня все это вызывало сомнения. Я напомнил Гейдриху, что несколько дней назад за обедом он сам слышал о научных исследованиях, проведенных де Кринишем (de Crinis). Согласно его данным, величайшие германские музыканты, мыслители и ученых происходили из областей, наиболее интенсивного смешения рас. Гейдрих отвергал идеи де Криниша. Этот парень напридумывал всякую ерунду. Он очень симпатичен, но его нельзя принимать всерьез как ученого. "Наконец, он прекратил дискуссию, отдав короткое распоряжение:"Вы должны активизировать действия разведки против России. Фюрер выразил большую озабоченность по этому поводу. Он считает исключительно важной любую информацию внутренней политике Сталина - особенно относительно, партизанской войны и отношений между партией и армией".
     Тем временем атмосфера в Берлине становилась все более мрачной. Наступление на востоке остановилось. Войска, экипированные для летней кампании потрясла суровая русская зима. Ответственность за это должны поровну разделить руководители вермахта и Гитлер. И генералы, и фюрер жили одной и той же утопией и отказывались прислушиваться к критике. Тщетно полевые офицеры, сообщали в штабы о приближающейся катастрофе.
     Расчеты Сталина, о которых меня предупреждали, начали оправдываться всего через шесть месяцев. Мой первый доклад о переброске войск из Сибири в европейскую часть страны был встречен с интересом, но цифровые данные сочли завышенными и никаких мер не приняли, хотя фронтовая разведка и данные допросов военнопленных продолжали подтверждать мои сведения.
     19 декабря 1941 г. Гитлер снял с поста фельдмаршала фон Браухига и взял на себя обязанности Верховного Главнокомандующего. Это была кульминация тоталитарного режима; решение Гитлера означало полное подчинение ему вооруженных сил. Затем началось великое зимнее наступление русских и отчаянные арьергардные бои, отходящих германских войск. То, что плохо экипированные, замерзшие, совершенно измотанные германские войска не рассыпались под ударом русских, возможно, было нашим величайшим достижением во второй мировой войне.