Прочитано:

35%

26. ШКВАЛ

     Первый утренний восход Песьей звезды возвестил о разливе Нила. Египет праздновал свой Новый год. С севера потянуло влажной прохладой. Скоро этот слабый ветерок превратится в свирепый северный ураган, который сдует пыль со всего Египта, унесет зной, возродит к жизни долину и оазисы.
     Короткий период перед бурей спешили использовать купцы и мореходы. Гавани вновь ожили, караваны судов потянулись в море.
     Грузовые парусники финикиян, развозившие иберийский металл по всему Средиземноморью, были известны миру под названием "бронзовых извозчиков". На первом же "извозчике", отчалившем от саисской пристани, Астарт и его друзья покинули Страну Большого Хапи.
     Среди пассажиров - пунийцев, финикиян, египтян - особенно выделялся холеный, пропахший благовониями жрец-карфагенянин. Жрец был высокомерно вежлив со всеми, часто снисходительно улыбался. Его сопровождало много рабов, перед ним заискивал кормчий судна, бородатый сидонянин с тяжелой серьгой в ухе. За ним всюду следовал по пятам нагловатый, бойкий пуниец в роскошном чиновничьем парике, всем видом своим выражая готовность выполнить любое его желание. Астарту вспомнилось, что видел этого жреца в свите Эшмуна.
     В первый же день плавания жрец пустился в путешествие по кораблю и натолкнулся на Ларит, кормящую грудью ребенка.
     - О небо! Да это сама Исида с младенцем Гором! Женщина, не ты ли танцевала на празднике в честь Эшмуна Карфагенского?
     И еще он сказал что-то смешное - Ларит улыбнулась.
     - Бог дал бобы, когда выпали зубы? - язвительно произнес Астарт, сидя неподалеку в тени паруса.
     Жрец снисходительно посмотрел на него.
     - Важно не то, что бог дал, а важно, что он вообще дает, - назидательным тоном проговорил он.
     - Что-то ты слишком накрутил, уважaemый, сказал Ахтой, подходя ближе, - в спорах мудрецов такой прием называется "ослепить ноздрю".
     - О! Я слышу слова образованного человека! - воскликнул карфагенянин.
     Углубившись в спор о приемах пустословия, оба забрались под тент на корме и забыли обо всем на свете.
     Астарт вглядывался в даль. В глазах рябило от солнечных бликов. Безмятежно плескались волны. На сердце - гнетущая смутная тоска. Ларит задумчиво сидела у мачты, прижавшись щекой к спящему ребенку. Ее мысли были далеко. Ею вновь завладела богиня, заставляя все ночи напролет молиться в слезах.
     За бортом взметнулось веретенообразное большое тело и с шумом шлепнулось в воду.
     - Дельфины собираются в косяки - быть шторму, - произнес кормчий, поглядывая на север.
     "Ты прав, кормчий, - подумал Астарт. - Если море в ясный день навевает тоску, значит, быть сильному шторму".
     - Успеть бы до бухты, - вздохнул кормчий и велел разбудить надсмотрщиков. Засвистели плети, ударил большой барабан, отбивающий ритм для гребцов. Заскрипели тонкие точеные весла, вспоров поверхность ленивых, отяжелевших волн.
     Подул холодный ветер. Небо стремительно тяжелело, наливаясь лиловыми, как жреческий пурпур, тучами. Волны выросли в холмы, дымящиеся сорванными гребнями. Берег окутался пылью, словно ворохом растрепанной овечьей шерсти. Кормчий направил судно к берегу, чтобы выброситься на песок. Но в корму ударил сильнейший шквал. Матросы, не успев спустить парус, распластались на палубе, схватившись за что попало. Косматый вал обрушился на суденышко. Мачта рухнула, смяв доски палубы и придавив несколько человек.
     - Рубите канаты! - заорал кормчий, срывая голос, мертвой хваткой вцепившись в рулевое весло.
     Астарт ударил мечом. Мачту вместе с разорванным в клочья парусом столкнули в бурлящее море. Раздавленных матросов унесли в трюм.
     Яростно хлестали волны. Море плевалось в пробоину. Сильно пахло водорослями, солью. Астарт и еще один матрос, привязавшись на крепких концах к пеньку мачты, подбирались к пролому.
     Судно заметно осело на борт. Кормчий яростно звал на помощь. Надсмотрщик-нубиец, загонявший рабов в трюм, бросился на корму, но оглушительный удар грома пригвоздил его к палубе. В море падали гирлянды шаровых молний. Волна величиной с пирамиду Джосера накрыла судно и унесла с собой еще одного матроса.
     - Подойдите же к веслу! - орал кормчий.
     Эред вырвался из трюма и, рискуя соскользнуть, по наклонной палубе, в два прыжка преодолел расстояние до рулевого весла. Гребцы вцепились в грубые сиденья и вскрикивали при каждой вспышке молний.
     Удары волн трепали Астарта, словно мокрый лоскут. Его напарнику-матросу удалось закрепиться в разбитом отверстии для весла. Они вдвоем пытались зашить пробоину кедровыми досками, расшибая пальцы в кровь.
     Из трюма вылез мокрый до нитки чиновник. Волна сразу же сбила парик. Чиновник вцепился в щетинистый пенек мачты и долго соображал, на каком из концов висит Астарт. В чиновничьем усердии он взял на себя то, что прочел в глазах жреца-карфагенянина: Астарта не должно быть. Взмах ножом - канат перерезан.
     - Астарт!
     Ларит услышала нечеловеческий вопль Эреда, заметалась по трюму. Карфагенянин взял ее за локоть, уговаривая успокоиться. Женщина стеганула безумным взглядом и, прижав ребенка к груди, выбежала на палубу.
     - Астарт! Мой Астарт" - закричала в исступлении Ларит.
     Эред, скользя и падая, гнался за обезумевшим от страха чиновником...
     Ребенок жалобно пищал, захлебываясь...
     - В трюм! Быстро! - орал кормчий.
     - Где мой Астарт?!
     Ее радость, ее опору в жизни, саму жизнь - все в один миг поглотила злобная стихия. Молнии с шипением исчезали в бешеных волнах.
     - Где мой муж?
     Ларит вырвалась из рук кормчего, не видя ничего из-за струившихся по лицу волос. "Ваал, ты требуешь жертву?.. Ты всегда берешь самое дорогое!.. Ты не успокоишься, если не возьмешь, если возьмешь не то..."
     Астарту удалось схватиться за канат, который волочится за каждым судном специально для упавших за борт. Взлетая на гребень волны, он увидел в сверкании молний женскую фигуру с поднятым к небу ребенком. Весь ужас, всю боль Астарт вложил в вопль, но было поздно... И снова молнии, клокочущая бездна, мрак.