Прочитано:

15%

* * *

Сестра моя - жизнь и сегодня в разливе Расшиблась весенним дождем обо всех, Но люди в брелоках высоко брюзгливы И вежливо жалят, как змеи в овсе.

У старших на это свои есть резоны. Бесспорно, бесспорно смешон твой резон, Что в грозу лиловы глаза и газоны И пахнет сырой резедой горизонт.

Что в мае, когда поездов расписанье Камышинской веткой читаешь в пути, Оно грандиозней святого писанья, Хотя его сызнова все перечти.

Что только закат озарит хуторянок, Толпою теснящихся на полотне, Я слышу, что это не тот полустанок, И солнце, садясь, соболезнует мне.

И в третий плеснув, уплывает звоночек Сплошным извиненьем:жалею, не здесь. Под шторку несет обгорающей ночью, И рушится степь со ступенек к звезде.

Мигая, моргая, но спят где-то сладко, И фата-морганой любимая спит Тем часом, как сердце, плеща по площадкам, Вагонными дверцами сыплет в степи.

Плачущий сад

Ужасный! - Капнет и вслушается: Все он ли один на свете Мнет ветку в окне, как кружевце, Или есть свидетель.

Но давится внятно от тягости Отеков - земля ноздревая, И слышно: далеко, как в августе, Полуночь в полях назревает. 
     - 37 -

Ни звука. И нет соглядатаев. В пустынности удостоверясь, Берется за старое - скатывается По кровле, за желоб и через. К губам поднесу и прислушаюсь: Все я ли один на свете, Готовый навзрыд при случае, Или есть свидетель. Но тишь. И листок не шелохнется. Ни признака зги, кроме жутких Глотков и плескания в шлепанцах, И вздохов и слез в промежутке.

Зеркало

В трюмо испаряется чашка какао, Качается тюль, и - прямой Дорожкою в сад, в бурелом и хаос К качелям бежит трюмо. Там сосны враскачку воздух саднят Смолой; там по маете Очки по траве растерял палисадник, Там книгу читает тень. И к заднему плану, во мрак, за калитку В степь, в запах сонных лекарств Струится дорожкой, в сучках и в улитках Мерцающий жаркий кварц. Огромный сад тормошится в зале В трюмо - и не бьет стекла! Казалось бы, все коллодий залил, С комода до шума в стволах. Зеркальная все б, казалось, нахлынь Непотным льдом облила, Чтоб сук не горчил и сирень не пахла, - Гипноза залить не могла. Несметный мир семенит в месмеризме, И только ветру связать, Что ломится в жизнь и ломается в призме, И радо играть в слезах. Души не взорвать, как селитрой залежь, Не вырыть, как заступом клад. Огромный сад тормошится в зале В трюмо - и не бьет стекла. 
     - 38 -

И вот, в гипнотической этой отчизне Ничем мне очей не задуть. Так после дождя проползают слизни Глазами статуй в саду.

Шуршит вода по ушам, и, чирикнув, На цыпочках скачет чиж. Ты можешь им выпачкать губы черникой, Их шалостью не опоишь.

Огромный сад тормошится в зале, Подносит к трюмо кулак, Бежит на качели, ловит, салит, Трясет - и не бьет стекла!

Девочка

Ночевала тучка золотая
На груди утеса великана.

Из сада, с качелей, с бухты-барахты Вбегает ветка в трюмо! Огромная, близкая, с каплей смарагда На кончике кисти прямой.

Сад застлан, пропал за ее беспорядком, За бьющей в лицо кутерьмой. Родная, громадная, с сад, а характером - Сестра! Bторое трюмо!

Но вот эту ветку вносят в рюмке И ставят к раме трюмо. Кто это, гадает, глаза мне рюмит Тюремной людской дремой?