Прочитано:

61%

     Всеслав видел, что Ор и Ратай затеяли что-то, изредка коротко поглядывали один на другого, потом оживились, стали снова угощать гостя.
     Всеслав видел, что Ор и Ратай затеяли что-то, намерение их важное, и, думая о нем, они просветляются даже внешне, в лицах. Тайны своей старики не выдавали до конца застолья, но, когда волхв поднялся и стал прощаться, посерьезневший Ратай тихо попросил:
     - Ты вот что, изгой, дай-ка отравы нам!
     Соловей вздрогнул - его потрясло то, что вот таким же голосом вчера просила у него яду умирающая Оладья. Теперь же перед ним стояли крепкие еще старики и строго глядели в глаза. Не успел он еще отказнить себя за то, что помог умереть Забаве, как подступились новые люди, решившие сбежать к Роду. И он опять должен убивать?!
     - Нет, нет! - воскликнул Всеслав.
     Старики переглянулись, потупились, размышляя; потом Ратай, сдерживая голос, почти прошептал:
     - Не даешь отраву, научи, как сварить!
     Волхв молча пошел к воротам; тут он остановился, обернулся и раздельно, строго выговорил:
     - И отраву не дам, и учить не буду! Я убийцам не потатчик!
     - Да мы никого... - заволновался Ор, но Всеслав уже вышел со двора.
     Соловей задумчиво брел по лесу. Со дня его первого прихода в Чижи после появления там попина Кулика прошло несколько седьмиц, но храм-капище Иисуса там, оказывается, строить еще не начинали. Даже Рода пока не тронули - видно, пришельцы тут решили действовать уговорами, миром. Не ясно было даже, как потом поступит византиец - будет крестить в храме или отроки погонят смердов в Клязьму. Только ли жителей Чижей коснется первое верообращение или присоединят и обезлюдевшую после мора Липовую Гриву. "Я живу в стороне ото всех, - думал волхв, - и, может быть, смогу вообще укрыться от напасти. Ну и что? Тут же появилась новая мысль, ну, укроется - и что дальше?! На другой же день обе веси пойдет в христианский храм, только он один останется на Ярилиной плеши?! Нет, Кулик не допустит такого! Став в Киеве некого не обманул!
     Может быть, спасение надумали Ор и Ратай? Нет, нет, это не так! Если они и убьют попина и вирника, беды, да еще большей, все равно не миновать. Тогда уж нагрянут настоящие палачи и пощады не будет никому. Видно, старики решили убить себя, чтобы не слушать Кулика, не менять веры и не предавать своих кумиров. Но и это не спасение. Пепела, Ор, Ратай, еще несколько человек, однако не все же умирать перед надвинувшимся горем".

     Недалеко от пала, где утром выгорали деревья, тропинка раздваивалась - один путь вел к броду, другой - к священному дубу и светлой поляне, где сейчас проходил ляльник. Поколебавшись, волхв пошел на праздник. Версты через две он услышал голоса, лес начал редеть, и перед ним открылась ярко освещенная солнцем поляна, покрытая густой зеленой травой, белыми и желтыми цветочками.
     Слева, в нескольких шагах от леса, отдельно рос огромный дуб. Запутавшийся в его раскидистых ветвях ветер шелестел сейчас листвой, и волхву показалось, что в этом шорохе он услышал какие-то невнятные слова. Густая тень окружала внизу ствол дерева, затеняя расчищенную от желудей и прошлогодней листвы землю. Все нижние ветки дуба были перевязаны полотенцами и лентами с вышитыми на них священными лосихами. Белые полотняные полоски беспрестанно шевелились, как живые.
     С младенческих лет знал Всеслав этот дуб; ребенком, еще на руках у матери, оказывался он тут, возле сильномогучего великана, поражавшего людей своей мощью и несокрушимостью. С тех пор дерево еще больше укрепилось, заматерело, ствол и главные сучья его будто налились железом.
     Ляльник только начинался. В середине поляны складывали огромный костер из веток и валежника; все мужики были нарядно одеты в синие, зеленые, белые косоворотки, обшитые по подолу узорами.
     Неподалеку от них проходило главное торжество. На вырезанной из дерна скамье сидела улыбающаяся девушка с венком на голове. Сейчас она была Лелей - дочерью великой Лады - самой весной, оживляющей и расцвечивающей после зимы русский мир. Рядом с девушкой-богиней лежали хлеб, сыр, масло, яйца, стояли кувшины с молоком и сметаной; к ногам ее уложили множество сплетенных из ярких цветов венков.
     Вокруг скамьи хороводом шли девушки; они были одеты в белые с красной вышивкой поневы и, по вятичскому обычаю, в белых шерстяных шапочках с начищенными медными подвесками. Плавно, красиво кружась вокруг Лели, девушки ладно, стройно пели:

Едет Весна, едет на золотом коне,
В зеленом сиянии, на сохе седючи,
Сыру землю оручи, правой рукой сеючи...

     Потом хороводная цепочка разорвалась, и все подступили к скамье. Девушка-богиня стала надевать им на головы цветочные венки. Зашумели, засуетились стоявшие неподалеку мужики, бабы, ребятишки. Все смешалось, закружилось; смех и выкрики разлетелись над поляной. Однако через некоторое время смерды, будто сговорившись, стали собираться вокруг колодца-костра, показался дым и поплыл к небу. Притихшие русичи терпеливо ждали, когда огонь сожжет дрова и каждый получит по горсти горячего пепла, чтобы посыпать им на счастье перед посевом семена.
     Стоявший возле дуба волхв долго молча смотрел на толпившихся вокруг праздничного костра жителей Чижей; тут были и плотники, спорившие недавно с попином, бабы и девки, пропустившие вперед красивую Лелю.
     Не увидел Всеслав среди них только Ора и Ратая.

     На бездонном черном небе сверкала луна и переливались ледяным светом бесчисленные звезды.
     В Чижах стояла глубокая тишина; лишь в нескольких избах тускло горела лучина, освещавшая тяжелый серый дым, выплывающий из волоковых окон.
     Серебристый небесный свет растекался по верхушкам уснувших деревьев, и весь русский мир превратился в удивительную сказку; позади веси среди прибрежных лугов черной широкой дорогой лежала река. На повороте она светлела, и там в воде блестела еще одна луна.
     Великий Род глядел на притихшую землю русичей. Голова кумира, поднимавшегося над капищем, обращена к Чижам и Клязьме, а перед ликом его проплывает бесконечная белая прядь дыма, просвеченная насквозь лунным светом. Внизу, у подножья бога, видны красные горячие угли; они то ярче пламенеют, то исчезают во вселенской тьме. Порой внутри костра щелкает огонь и разметывает сразу же гаснущие искорки.
     Неподалеку от кумира сидят Ор и Ратай. Их безмолвие длится долго; старики неподвижны и поэтому тоже похожи на вырезанных из дерева богов.
     Но вот Ратай встал, сказал Ору: "Все, старик, поднимайся!" - и пошел к Роду.
     Вплотную приблизившись к кумиру, он обхватил его, будто обнял, и стал раскачивать. Врытый в землю бог едва поддавался; от дыма старик закашлялся, но сразу же испуганно притих. Когда к нему подошел Ор, Ратай хрипло прошептал:
     - Подкопать надо вот тут, заступы принеси!
     Теперь они стали откапывать кумира. Отбросив в сторону несколько лопат твердой, как камень, земли, старики снова обхватили бога, попробовали расшатать. Род раскачивался, глухо стукался о края ямы и все глядел вдаль.
     - Не осилим мы его, - остановился Ор.
     - Молчи! Не вытащим, так повалим, разроем с одной стороны и положим.
     Отдыхали недолго и снова взялись за лопаты.

     Кумир рухнул, когда уже чуть посветлел край неба. Бог падал медленно, долго, выворачивая комлем остатки костра и обволакивая все дымом. Ор и Ратай застыли возле поверженного Рода, а тот лежал навзничь, лицом к звездному небу.
     Ор очнулся первым, принес длинный ремень, обвязал бога. Потом они потащили кумира с капища. Иссохшее за многие годы дерево легко ползло по земле. Внизу, на росистой траве, дело пошло еще успешнее - Род скользил плавно, оставляя позади темный след.
     На опушке леса старики остановились. Ратай отвязал ремень, вдвоем они приподняли голову кумира, и Ор подставил под него плечо. Более крепкий Ратай, кряхтя, взвалил на себя второй конец бога, и дальше они его несли на плечах. Ноша и теперь не оказалась тяжелой, лишь мешали встречные ветки деревьев, бьющие по лицам.
     Изредка совсем рядом со стариками во тьме леса что-то шуршало, кто-то убегал прочь - и опять становилось тихо.
     Ор и Ратай долго петляли, запутывая следы. Шедший впереди Ор то сворачивал в гущу леса, то выходил на освещенные луной поляны, и тогда по траве ползла их тройная черная тень.
     После долгих блуканий, похитители кумира вышли к берегу Клязьмы и пошли к кургану-кладбищу. Невдалеке от него они остановились, осторожно опустили Рода на землю, сами устало присели рядом, тяжело дыша.
     Рассвет становился все заметней, и Ор задвигался. Он измерил лотями кумира, достал нож и начал распарывать на земле дерн, обнажая рыхлую черную землю. Потом взялись за лопаты и скоро вырыли длинную узкую яму, вкатили в нее Рода. Схоронив бога, они накрыли его дерном, старательно смели ладонями оставшуюся землю, оглядели свою тайну.
     - Вот и нету, - спокойно и довольно выговорил Ор. - Давай помянем его, и тогда... остальное...
     Он потянул к себе котомку, но Ратай быстро оттолкнул его: "Не эту, вон ту!"
     Ор вынул кувшин, размотал на его горлышке холстину, осторожно вылил на ладонь меду, расплескал его там, где был спрятан Род. Потом старики опустились на колени, поцеловали землю, медленно по очереди выпили из ковшика мед.
     - Как же люди его отыщут? - спросил, поднимаясь на ноги, Ор.
     Ратай, задумчиво помолчав, ответил:
     - Он же бог - надоумит! Лишь бы цел остался, от вирника и попина уберегся. А время пройдет, его снова поставят - и нас добром помянут.
     Старики бесшумно пошли к кладбищу. Серый рассвет все растекался по далекому краю неба; над рекой зарождался невесомый туман, а деревья вокруг начали понемногу оживать, подрагивать темными еще листьями.
     Вдруг Ор замер, протянул к Ратаю руку.
     - Совсем ум потерял, - проговорил он. - Пытал тебя, как люди тут найдет Рода, беспокоился. А ведь мы же с тобой скоро сами возле бога будем - я ему и скажу! Правда?
     Ратай промолчал.
     - Чего ты? - все еще придерживая друга, продолжал Ор. - Мы его от зла уберегли, Род заговорит с нами!
     - Вот и идем скорее!
     Они медленно вошли в кладбище; в полной тьме на них дохнул теплый пыльный воздух, пахнущий гарью. Держась за руки, старики дошли до середины погребальницы, остановились.
     - Вот у меня давненько черная курочка была - по два яичка на дню приносила, - прошептал Ор.
     - Темноту увидел и вспомнил, - едва слышно ответил Ратай.
     - Не знаю, может быть...
     - Ну и ладно. Ор ты мой... - Ратай поперхнулся, ощупью притянул к себе и обнял друга. - Вины перед тобой не знаю, жил по совести, но все равно прости! В том миру давай тоже рядом жить, не отходи от меня!
     - Как я?!.. Ведь сам знаешь...
     Ор всхлипнул, и Ратай твердой мозолистой ладонью провел по его лицу, вытер на глазах необычайно горячие слезы. Потом мокрую от слез руку прижал к своему лицу, застыл неподвижно.
     Однако скоро он шевельнулся, потянул Ора к земле. Они сели и прижались друг к другу. Ратай протянул во мрак руку, нащупал свою котомку и стал развязывать на ней узел. В мешке упруго зашевелились, зашипели ядовитые гадюки.
     Об исчезновении Рода, Ратая и Ора Всеслав узнал в Липовой Гриве, куда пришел со свежими отварами и настоями.
     Болезнь из веси постепенно ушла, лишь несколько ослабевших и исхудавших смердов еще лежали в избах, остальные же понемногу возились на огородах и рольях - весна в том году пришла рано и была на редкость теплой.
     Толков о кумире и стариках ходило множество. Одни считали, что Род сам покинул Чижи и забрал самых верных людей; другие думали спокойнее и уверяли, что старики припрятали куда-то бога и сбежали. Но никто не решался предсказать, как поступят теперь Кулик и вирник. Припомнили, что они две-три седьмицы назад послали гонца в Суздаль; однако зачем сделали это - не понимали, ибо плотники уже тогда соглашались возводить в веси христианское капище.
     Рассказы смердов взволновали волхва. Если Род покинул весь, не дожидаясь, пока княжьи отроки иссекут его, то исчезали все сомнения: ведь он, Всеслав, думал, что бегство перед иноверческой угрозой есть измена, но теперь, при уходе самого бога, можно было без колебаний скрыться в лесу.
     Правда, на Ярилиной плеши Род по-прежнему стоял нерушимо, хотя и обрушил безвинно на весь страшную хворь и увлек к себе навьи многих здешних смердов.
     И у себя в избе Всеслав, совсем недавно видевший Ора и Ратая, все не мог успокоиться и потому решил не откладывая, сегодня же идти в Чижи. Маленький Слава все время следил за ним и, когда волхв начал осматривать стрелы и лук, попросился сопровождать волхва.
     Они заперли избу на замок, быстро пришли к реке, перебрались через нее по броду и зашагали к Чижам. Там, на капище, Всеслав увидел нескольких незнакомых конников. Всадники долго разговаривали между собой, потом подъехали ближе к спрятавшимся в кустах мальчику и волхву, и Соловей увидел среди них уже трех попов - рядом с Куликом скакали двое новых византийцев, тоже черных и бородатых, но намного старше его летами. "Значит, крещение уже близко, раз к княжьим людям и попину пришла подмога", - подумал Всеслав.
     Он долго следил за всадниками, которые, все еще громко переговариваясь, проехали к веси и там свернули в ворота одной из изб.
     Земля в кумирне, куда осторожно пробрались волхв и мальчик, была истыкана копытами, костер давно потух, и последние дары разбросаны по сторонам. Посреди капища чернела неглубокая яма, в которой недавно стоял Род, и, оглядев ее, Всеслав понял, что унесли кумира отсюда старики Ор и Ратай и что схоронили они его неподалеку, ибо не по силам им было перенести на край света тяжелого бога.
     Тайну надо было раскрыть: волхв еще не понимал, зачем ему это нужно, но какая-то сила повела его в лес.
     Направились к священному дубу; по пути Всеслав рассказал мальчику о происшествии в веси, объяснил, что они идут разыскивать кумира и стариков. Сирота молчаливо выслушал, но, когда пришли на поляну, отошел в сторону и, склонившись к земле, закружил среди высокой травы.
     Никаких следов Рода тут не было, и с каждым шагом Всеслав сознавал, что отыскать тайник, сделанный Ором и Ратaem, не сможет никто. Они прожили тут всю жизнь, ведали каждую тропку и могли укрыть и укрыться бесследно. Но вдруг мелькнула мысль - они ведь просили у него отраву. И если все другие живы, то нужна она была им самим.
     Волхв кликнул Славу, и почти бегом они помчались к кладбищу.
     Соловей догадался верно - в черном мраке кладбища лежали мертвые старики. Бессильный свет едва пробивался в погребальницу, освещая установленные здесь глиняные урны.
     Сколько веков жила вятичская весь, сколько людей рождалось тут, чтобы рубить и выжигать лес, засевать пал и собирать урожай! Все дни трудились русичи на своих рольях и потом благодарили Солнце, Весну, Небо; нетерпеливо ждали поворота Зимы к Лету - и торжествовали.
     В полюдье на погост [место остановки возле весей князя или его людей во время сбора даней] приходили слуги князя, и им отдавали многое из добытого тяжкой работой. Вои уплывали к своим гридням, а смерды, дождавшись прилета первого жаворонка, начинали новый год.
     А когда кто-либо умирал, пепел его укладывали вот в такую урну-избушку, приносили и ставили рядом с урной отца, деда, прадеда - и кто сегодня помнил всех лежащих в кургане? Чтили не пепел, а душу-навью, не забывавшую весь.
     Костер уносил на небо всех; лишь эти двое лежали сейчас перед волхвом, протянув друг к другу руки со скрюченными пальцами.
     Всеслав подошел к убившим себя старикам, склонился над ними и только теперь увидел на тощих шеях темные бугры; всмотревшись, он понял, что это следы от укусов гадюк, и стал озираться. Но змеи если и не покинули еще кладбище, то спрятались между урнами.
     Волхв рассердился: Ор и Ратай погибли мучительной смертью потому, что он не дал им отравы, и он опять оказался виновным.
     - Иди сюда, - резко повернулся Всеслав к входу, - вынесем их, зверье тут сгрызет, сжечь надо!
     Когда они перетаскивали наружу покойников, Соловей недоуменно поглядывал на мальчика: тот делал все уверенно и спокойно, как человек, все повидавший на своем коротком веку.
     На свету лица стариков потемнели, но были по-прежнему спокойны, будто смерть для них оказалась такой же привычной, как и сон.
     Всадники возникли неожиданно и бесшумно; обернувшись на надоедливого слепня, волхв увидел среди деревьев людей. Первым слез с коня Кулик. Он подошел ближе, строго оглядел мертвецов, потом повернулся к Всеславу.
     - Они умерли?
     - Да, дали гадюкам укусить кровяные жилы на горле.
     - Почему они так сделали?
     - Не знаю.
     - А думаешь что?
     - Думаю, они спрятали Рода и потом убили себя.
     Кулик быстро перевел разговор другим византийца, видимо, не все понимали по-русски. Византийцы тихо зашептались; волхв сперва внимательно глядел на незнакомых иноземцев, но вдруг увидел позади них Опенка. Тот с жесткой ухмылкой смотрел на Соловья.
     - Ты смерд? - снова начал допрос попин.
     Всеслав обнял за плечи сироту, прижал к себе, потом повернул голову от Переемщика к Кулику.
     - Нет, не смерд - изгой! Родился в Липовой Гриве, но ее сожгли враги; я скитался.
     - Да волхв он! - выкрикнул Опенок.
     - Я знаю травы, лечу людей, но я не волхв... Волхованием никогда не занимался. Но Род - _м_о_й_ бог!
     - Ваши боги суть бесы! - спокойно возразил попин. - Истинный бог один - Иисус Христос.
     Всеслав промолчал, а Кулик, внимательно оглядевшись вокруг, снова уставился на Соловья.
     - Куда же они девали Рода?
     - Я искал, но не нашел. Зарыли где-нибудь.
     - Там нет? - указал византиец на курган.
     - Нет, только урны.
     - Зачем же они зарыли идола?
     - Боялись, что вы изрубите его!