Прочитано:

19%

Г л а в а V

РАЗМЫШЛЕНИЯ О НРАВАХ

Философы насчитывают четыре основные добродетели и уж из них выводят все остальные. Это-справедливость, умеренность, сила характера и благоразумие. Последнее, думается, заключает в себе две первых-справедливость и умеренность - и в известной степени заменяет силу характера, ибо во многих случаях спасти человека, лишенного этой силы, может только благоразумие.

Моралисты, подобно философам, создавшим физические и метафизические системы, позволили себе слишком широкие обобщения, придали слишком всеобщий смысл максимам, касающимся нравственности. Что остается, например, от изречения Тацита: оNeque limner, amissa pudicitia, alia abnueritп,' после того как столько женщин на деле доказали, что один проступок не мешает им проявить многие добродетели? Я был свидетелем того, как г-жа де Л*, чья юность мало отличалась от юности Маней Леска, в зрелые годы питала чувство, достойное Элоизы. Эти примеры таят в себе мораль слишком опасную, чтобы приводить их в книгах, но о них всегда следует помнить, иначе можно попасться на удочку моралистов-шарлатанов.

В светском обществе распутству придали такое благообразие, что оно больше не оскорбляет хороший вкус; реформе этой уже лет десять.

" оЖенщина, хоть раз позабывшая о стыдливости, уже ни в чем не откажетп (лат.).

Когда душа больна, она ведет себя совершенно так же, как больное тело: мечется и не находит себе места, но все же наконец немного успокаивается, сосредоточиваясь на чувствах и мыслях, помогающих ее исцелению.

Иным людям, как воздух, нужны иллюзии в отношении всего, что им дорого. Порою, однако, у них бывают такие прозрения, что кажется, они нот-вот придут к истине, но они тут же спешат удалиться от нее, подобно детям, которые бегут за ряженым, но пускаются наутек, стоит тому обернуться.

Чувство, которое человек в большинстве случаев испытывает к своему благодетелю, похоже на его признательность зубодеру. Он говорит себе, что ему сделали добро, избавили от страданий, но тут же вспоминает, как это было больно, и уже не питает к своему спасителю особой нежности.

Подлинно великодушному благотворителю следут помнить, что тот, кому он хочет помочь, не должен знать о материальной стороне, которая есть в каждом благодеянии. Пусть мысль о ней, так сказать, утонет, растворится в чувстве, вызванном добрым делом, как мысль о наслаждении растворяется для любовников в очищающем очаровании любви, которая эту мысль породила.

Всякое благодеяние, не милое сердцу, отвратительно. Благодеяние - это или святыня, или мертвый прах. Мысль о нем надо хранить как драгоценность или навсегда отбросить.

Большинство благотворителей, которые, совершив добрый поступок, делают потом вид, что хотят остаться в тени, на самом деле убегают от признательности так же, как убегала вергилиева Галатея: оЕt se cupit ante videriп.

оНо жаждет, чтоб я ее раньше увиделп (лаг.). Пер. С. Шервинского.

Считается признанным, что люди привязываются к тем, кому они помогли. Это говорит о доброте природы: способность любить - вот поистине заслуженная награда за благое дело.

Клевета похожа на докучную осу: если у вас нет уверенности, что вы тут же на месте убьете ее, то и отгонять ее не пытайтесь, не то она вновь нападет на вас с еще большей яростью.

Новые друзья, которыми мы обзаводимся в зрелом возрасте, пытаясь заменить ими утраченных, в сравнении со старыми нашими друзьями осе равно что стеклянные глаза, искусственные зубы и деревянные ноги п сравнении с настоящими глазами, собственными зубами и ногами из плоти и крови.

В простодушных рассуждениях ребенка из хорошей семьи заключена порой презанятная философия.

Людская дружба в большинстве случаев порастает множеством колючих оеслип и оноп и в конце концов переходит в обыкновенные приятельские отношения, которые держатся только благодаря недомолвкам.

Между нравами старинными и нашими такое же сходство, как между Аристидом, министром финансов у афинян, и аббатом Терре.

Род человеческий, дрянной уже по своей натуре, стал еще хуже под влиянием цивилизованной жизни. Каждый человек вносит в эту жизнь недостатки, присущие, во-первых, всем людям, во-вторых, ему самому и, в-третьих, тому сословию, к которому он принадлежит. С возрастом недостатки эти возрастают, и чем старше становится человек, чем больше он уязвлен пороками ближних, чем несчастнее из-за собственных пороков, тем сильнее его презрение к человечеству и обществу, на которые он и готов обрушить свой гнев.

Со счастьем дело обстоит как с часами: чем проще механизм, тем реже он портится. Самые неточные - это часы с репетицией, особенно если у них есть минутная стрелка; ну, а если они еще показывают дни недели и месяцы года, то поломкам нет конца.

У людей все суетно-радости и печали; но уж лучше пусть мыльный пузырь будет золотистый или лазурный, чем черный или грязнисерый.

Человек, который именем дружбы прикрывает свое тиранство, покровительство или даже благодеяния, напоминает мне того злодея сцященника, который подносил яд в причастной облатке.

Мало на свете благотворителей, которые не говорили бы, подобно Сатане: оSi cadens adoraveris meп.

Нищета сбавляет цену преступлению.

Стоики-это своего рода поэты: в учение о нравственности они вносят поэтический пыл и вдохновение.

Если бы человек неумный мог понять изящество, утонченность, широту и прочие достоинства чужого ума и умел выказать это понимание, многие искали бы общества такого человека, даже при том, что сам он неспособен сказать ничего умного. Это относится и к душевным свойствам.

Наблюдая или испытывая страдания, причиняемые глубоким чувством, например любовью или дружбой, утратой близкого человека или иными обстоятельствами, невольно начинаешь думать, что беспутство и

* оЕсли, падши, поклонишься мнеп (лаг.).

ветреность не так уж бессмысленны и что светские люди правильно относятся к жизни- другого отношения она н не стоит.

Иная страстная дружба дарит не меньшим счастьем, чем страсть и вдобавок еще не противоречит разуму.

Пылкую и нежную дружбу можно ранить даже лепестком розы.

Великодушие - это не что иное, как сострадание благородного сердца.

Наслаждайся и дари наслаждение, не причиняя зла ни себе, ни другим - в этом, на мой взгляд, заключена суть нравственности.

Для истинно порядочных людей, у которых есть какие-то правила. и заповеди господни кратко изложены в надписи над входом в Телемскую обитель: оДелай, что хочешьп.

Воспитание должно опираться на две основы - нравственность и благоразумие: первая поддерживает добродетель, вторая защищает от чужих пороков. Если опорой окажется только нравственность, вы воспитаете одних простофиль или мучеников; если только благоразумие одних расчетливых эгоистов. Главным принципом всякого обществ должна быть справедливость каждого к каждому, в том числе и к сeбе. Если ближнего надо возлюбить как самого себя, то, по меньшей мере столь же справедливо возлюбить себя как других.

Иные люди вполне раскрывают все свойства своего ума и сердца только в истинной дружбе; в обществе же они могут проявить лишь качества, которые приятны для светских отношений. Эти люди подобны деревьям, которые под лучами солнца дают чудесные плоды, а в теплице - несколько красивых, но бесполезных листков.

Когда я был молод и страсти настойчиво влекли меня к мирской суете, могла в светском обществе и в наслаждениях я искал забвения жестоких горестей, тогда мне проповедовали любовь к уединенному труду и усыпляли скучнейшими тирадами на эту тему. К. сорока годам, когда страсти угасли и свет мне опротивел,-когда я обнаружил его пустоту и ничтожество, когда горести мои развеялись и прошла нужда в суетной жизни, как в прибежище от них, вкус к уединению так развился во мне, что заглушил все остальное. Я перестал бывать в свете, и вот тогда-то меня начали донимать уговорами вернуться туда, обвиняя в мизантропии и т. д. Чем объяснить эту удивительную перемену? Только потребностью людей все порицать.

Я изучаю лишь то, что мне нравится, и утруждаю свой ум лишь теми новыми идеями, которые меня занимают, не размышляя о том, полезны они или бесполезны мне или кому-нибудь другому, придет или не придет время, когда я смогу разумно применить приобретенные мною знания. Так или иначе, у меня всегда будет бесценное преимущество над многими людьми, и заключается оно в том, что я не перечил самому себе и был неизменно верен своему разумению и своей натуре.

Я свел на нет свои страсти примерно тем же способом, каким горячий человек запаливает коня, которого не в силах объездить.

Обстоятельства, ставшие причиной первых моих горестей, послужили мне броней против всех остальных.

К. г-ну де Ла Б* я сохраняю чувство, которое испытывает любой порядочный человек, проходя мимо могилы друга.

Я безусловно могу жаловаться на обстоятельства и, быть может, на людей, но о последних я молчу и жалуюсь только на первые; правда, я избегаю людей, но лишь затем, чтобы не жить с теми, из-за кого мне приходится нести бремя обстоятельств.

Если успех и придет ко мне, то не раньше, чем примет условия, которые ставят ему свойства моей натуры.

Когда сердце мое жаждет умиления, я вспоминаю друзей, мною утраченных, женщин, отнятых у меня смертью, живу в их гробницах, лечу душой на поиски их душ. Увы! В моей жизни уже три могилы!

Если мне удается сделать доброе дело и это становится известным, я чувствую себя не вознагражденным, а наказанным.

Отказавшись от света и житейских благ, я обрел счастье, спокойствие, здоровье, даже богатство, и вот я прихожу к выводу, что, наперекор пословице, выигрывает игру тот, кто из нее выходит.

Известность - это возмездие за заслуги и наказание за талант. К своему таланту, как бы мал он ни был, я отношусь как к доносчику, существующему для того, чтобы лишать меня покоя. Изничтожая его. я чувствую такую радость, словно разделываюсь с врагом. Это чувство восторжествовало в моей душе даже над самолюбием, а что касается литературного тщеславия, то оно исчезло, как только пропал интерес, который я некогда испытывал к людям.

К истинной и возвышенной дружбе нельзя примешивать другие чувства. Я почитаю великим счастьем, что М * и я были уже связаны теснейшей дружбой к тому времени, когда мне довелось оказать ему услугу, какой не смог бы оказать никто другой. Будь у меня хоть тень подозрения, что все, сделанное им для меня, сделано было в корыстной надежде встретить с моей стороны отношение, которое он действительно встретил в определенных обстоятельствах, и что он имел возможность предугадать эти обстоятельства, счастье моей жизни было бы навеки отравлено.

Вся моя жизнь находится в полном противоречии с моими правилами. Я отнюдь не поклонник знати - и состою при некой принцессе и некоем принце; все знают, что по убеждениям я республиканец, а среди моих друзей кое-кто отмечен монаршими наградами; я ценю добровольную нищету, а живу в кругу богачей; бегу почестей, а сам отличен иными из них; единственное мое утешение-это занятия словесностью, а я не знаюсь ни с кем из нынешних знаменитостей и не бываю в Академии. Добавьте к этому, что, с моей точки зрения, человеку необходимы иллюзии, а у меня их нет: что, на мой взгляд, страсти плодотворнее разума. а сам я давно забыл, что такое страсть, и т. д.

Я уже не знаю того, чему научился, а то немногое, что еще знаю, просто угадал.

Одно из великих несчастий человека состоит в том, что порою даже его достоинства не идут ему впрок, а искусство управлять и разумно пользоваться ими дается лишь опытом, нередко запоздалым.

Для души и разума нерешительность и колебания-то же, что допрос с пристрастием для тела.

Если человек лишен иллюзий и при этом порядочен, он - человек в полном смысле слова. Ну, а если к тому же он еще и неглуп, общество его необычайно приятно. Не придавая ничему особого значения, он не будет педантом и, памятуя о своих прошлых иллюзиях, отнесется снисходительно к людям, которые покамест еще не расстались с ними. Он беззаботен и потому никогда не позволит себе ни нападок, ни колкостей, а нападки на свой счет тут же забывает или пропускает мимо' ушей. Нрав у него на диво веселый, потому что в душе он все время смеется над ближними: его забавляют блуждания тех, кто ощупью бредет по неверному пути - сам-то он отлично знает дорогу. Он подобен человеку. который из освещенного помещения следит за нелепыми движениями людей, натыкающихся друг на друга в темной комнате. Смеясь, он отвергает ложные мерки и понятия, с какими обычно подходит к явлелиям и людям.

Люди обычно боятся решительных действий, но тем, кто силен духом, они по сердцу: могучим натурам по плечу крайности.

Созерцательная жизнь часто очень безрадостна. Нужно больше действовать, меньше думать и не быть сторонним свидетелем собственной жизни.

Человек может стремиться к добродетели, но не может сколько-нибудь основательно притязать на то, что обрел истину.

Янсенизм христиан-это тот же стоицизм язычников, только измельчавший и опустившийся до уровня понятии христианской черни. И подумать только, что защитниками зтой секты были такие люди, как Паскаль и Арно!