Прочитано:

66%

11

     У восточных ворот крепости Топер стояла высокая двуколка, покрытая холщевыми попонами. Возница успокаивал горячих лошадей, тревожно бивших копытами по земле, изрезанной колеями колес. В башне над воротами, опершись на каменный барьер, стоял солдат.
     - Ну и жарища. Зачем префекту понадобилось выезжать так поздно? - спросил он возницу.
     - Кони даже в тени потом покрываются! Пусть боги оценят мудрость больших господ, мне она недоступна.
     Вдруг солдат встрепенулся. Сверкнул шлем, молнией блеснуло копье.. Издали донесся конский топот.
     - Подходит? - спросил возница одними губами. Громче он говорить не осмеливался.
     Солдат махнул рукой, ничего не ответив. Семеро всадников мчались в воротам.
     Префект Рустик соскочил с коня у повозки, его свита остановила коней поодаль. Возница откинул попону, привязал коня префекта сзади и стал покорно ждать, пока Рустик усядется.
     Вдруг с юга, со стороны пристани, донесся торжественный трубный сигнал. Часовой, не успев даже взглянуть на море, быстро поднес к губам изогнутый рог и повторил торжественный сигнал.
     Префект, поставивший было ногу в повозку, опустил ее, отвязав коня и опять вскочил в седло.
     - Сколько кораблей? - крикнул он часовому на башне.
     - Один быстрый парусник!
     - Близко?
     - Убирает паруса.
     Префект обрадовался тому, что накануне так поздно пьянствовал. Ведь иначе он бы уже уехал, и императорский корабль не застал бы его.
     Он повернул коня снова в город, у казармы бросил несколько коротких и резких приказаний герулам и аланам, которые, радуясь тому, что он на какое-то время покинет Топер, чесали языки в тени, - и поспешно, в сопровождении своих всадников, поскакал к пристани.
     Горожане толпами стекались через южные ворота к пристани: звук трубы возвещал о прибытии военного корабля. Это был парусник императора Юстиниана - лучший из тех, что плавали в византийских водах. Тревога охватила префекта. Кто приплыл? С какими вестями? Может быть Велисарий? Или Мунд? Уже поговаривали о войне в Италии. А что, если император возьмет у него пол-легиона? С оставшейся половиной разве только крепостные стены займешь, да и то с трудом. К тому же варвары, узнав о том, что императорское войско ушло на запад, могут ударить через Дунай с севера. Конь фыркал, грызя стальные удила, - ветер рвал пену с его губ; он рыл копытами землю, выгибал шею и напирал на толпу; люди с криком метались в воротах, пытаясь спастись от лихого коня.
     Когда челн закачался на волнах и понесся к берегу, Рустик встревожился еще больше. Люди глядели на его торжественное лицо в предвкушении новости, о которой можно будет говорить долгие недели.
     Префект ничем не проявил охватившей его тревоги. В голову Рустику даже пришла мысль о том, что ему, возможно, вручат собственноручно подписанное императором письмо, лишающее его префектуры в Топере и призывающее в Константинополь, где он, правда, будет жить в почете, но при этом влачить жалкое существование на одно только жалованье.
     Лодка приближалась к пристани, префект приготовился выпрыгнуть из седла, чтоб с трепетом и повиновением принять высокого вестника. Взгляд его искал знаки различия, хотя бы золотого орла на груди. Но постепенно ноги префекта снова утвердились в посеребренном стремени, и он выпрямился в седле: между гребцами - азиатами и африканцами - он разглядел лишь позолоченный жезл молодого центуриона.
     Изящным жестом придворного вельможи центурион перекинул край алого плаща через левое плечо, положил руку на рукоятку своего меча из слоновой кости и слегка поклонился префекту. Рустика рассердило столь дерзкое поведение мальчишки, и он не смог скрыть гримасы гнева.
     Но молодой офицер, выучившийся при дворе читать на лице мысли, и чуть не испугался гнева префекта.
     "Словно загорелый варвар", - подумал он про себя и произнес:
     - Флавий Павлин, центурион палатинцев, сын консула Флавия Василия, прибыл по повелению всемогущего императора, властелина моря и земли, который тебе приказывает...
     При этих словах префект оказался на земле и коленопреклоненно выслушал приказ императора. А молодой щеголь подмигнул левым глазом, как бывало при дворе, когда удавалось осадить кого-то или безвинно оговорить.
     -...который тебе приказывает сообщить, не заходил ли сюда парусник Эпафродита, великого негодяя и хулителя его светлейшего величества? Мы следовали за ним по пятам, но он исчез. Или нас обманывали торговые корабли, уведомлявшие о нем?
     - Сообщи, центурион, - Рустик не стал добавлять высокого титула, ибо его оскорбляла надменность юного щеголя, - сообщи, центурион, что нижайший раб, префект Топера, начальник тридцать третьего фракийского легиона, склоняет в пыли колена и говорит следующее: хулитель светлейшего величества прибыл в наш порт, отпустил рабов и потонул вместе со своим кораблем. Я видел это собственными глазами.
     - Обман невозможен?
     - Я был в десяти веслах от корабля, когда на палубе появился Эпафродит.
     - И после этого он утонул?
     - Да, вместе с кораблем.
     Центурион снова слегка поклонился.
     - Итак, с ним покончено!
     - Может быть, ты соизволишь проследовать в город?
     - Нет, я ухожу немедля. Самое пресветлую августу интересует эта весть.
     Центурион Флавий прыгнул в лодку, волны толкнулись в борта отплывающего парусника и ласково ударили в берег.
     Префект вскочил в седло и вскоре оказался у башни, где по-прежнему ожидал его возница.
     "Погоди, красавчик, не ты первым сообщишь новость в Константинополь. Загоню лошадей, а приеду первый!"
     Рустик сам взялся за вожжи. Пыль взвилась под копытами горячих коней, и повозка исчезла на дороге в Фессалонику.
     Флавий плыл на всех парусах, с варварской жестокостью подгоняя гребцов, однако его возвращение в Константинополь неожиданно затянулось. Сначала поднялся сильный восточный ветер, заставивший императорский парусник спустить паруса. Оставили лишь один парус, который еле сдерживал яростный напор ветра, мачта скрипела и гнулась. Корабль шел на юг. Возле острова Леминариса ночью пришлось пристать к берегу. Гребцы взбунтовались, отказываясь грести. Потом на горизонте заметили темную полосу. Близилась буря. Плыть ей навстречу означало идти на верную гибель.
     Рустик довольно ухмылялся, видя по пути, как гнутся оливы и тополя под порывами ветра. Сопровождавшие его солдаты изнемогали на взмыленных лошадях. Они вопросительно переглядывались, недоумевая, что произошло с префектом, почему он гонит, словно обезумев. С нетерпением ждали они захода солнца. Но надежды их были напрасны. Лишь два часа отдыха дал им молчаливый Рустик. А затем они снова помчались в ночь. На третье утро перед ними открылась Пропонтида. На берегу сверкали позолоченные кровли императорского дворца. Еще до наступления полудня они миновали Адрианопольские ворота и вступили в город. Люди на улицах останавливались, глядя им вслед, убежденные в том, что эти всадники прибыли с печальными известиями о нашествии варваров. Кони их были измождены, покрыты слоем пыли, а одежда так пропиталась потом и грязью, что невозможно было определить, в доспехах ли они или в одних туниках из серого грязного полотна.
     Рустик направился прямо во дворец. В караульном помещении у офицера он умылся и умастил волосы. Рабы почистили ему одежду. Узнав, что парусник не возвращался, он повеселел и поспешил доложить о своем прибытии императорскому силенциарию, прося, чтобы его допустили к Управде.
     Тут же вышел к нему магистр эквитум Асбад. И хотя оба они служили в коннице и носили высокие звания, Асбад недвусмысленно дал понять, что он - всемогущий и влиятельный командир палатинцев, в то время как префект, по существу, повелевает варварами, мужиками. С безмерным высокомерием и надменностью он приветствовал Рустика и сообщил, что в течение ближайших нескольких дней видеть императора невозможно. Днем и ночью его одолевают заботы в связи с войной в Италии, и, кроме Велисария и Мунда, никто не имеет к нему доступа. Но префект может рассказать о своем деле ему. Асбаду. Если оно не терпит отлагательств, силенциарий письменно известит об этом Управду.
     - До земли склоняется недостойный раб перед мудростью святого, великого деспота и не дерзает даже на мгновение помешать тому, кому повинуется земля и море. Я хотел бы сообщить о беглеце Эпафродите.
     Услыхав это имя, Асбад позабыл о своем высокомерии. Он взял префекта под руку, лицо его вспыхнуло, губы задрожали. Рустик изумился столь резкой перемене в обращении.
     - Небо послало мне тебя, мой старый друг! Идем! Дело бунтаря и обманщика Эпафродита доверено мне!
     Асбад тут же велел принести двухместные носилки. Рабы доставили вельмож через форум в чудесный таблиний Асбада.
     - Изволь, sublimus magnificentia.
     Префект опустился в низкое кресло с бархатной подушкой.
     Две прекрасные гречанки подали фрукты и сосуд с вином. Рустик онемел, не сводя взгляда с девушек. Поцеловав руку Асбада, они исчезли, ступая по мозаике, словно окутанные вуалью богини, избегающие человеческого взора.
     - Excellens eminentia tua использует богинь вместо служанок!
     - Не удивляйся! Тебе это в диковинку. Ты приехал из Топера. А для нас это будни. Многая лета, славных побед тебе, префект и начальник фракийского легиона!
     Асбад выпил лесбосского вина за здоровье Рустика.
     - Ну, а теперь рассказывай об Эпафродите! Да будет милостив к нему сатана!
     - Милостив он к нему или нет, не знаю! Но они уже встретились в Аиде.
     - Эпафродит мертв? Говори! Аду не выдумать таких мучений, какие мы избрали бы для него, попадись он нам в руки!
     - Напрасны ваши усилия! Эпафродит разгуливает с дельфинами в топерской пристани. Я сам видел, как он погружался в море вместе со своим прекрасным кораблем.
     - Значит, это правда! Он писал о своем намерении, да мы не поверили. Проклятая лиса! Пронюхал, что его ждет, и предпочел сам отправиться к Люциферу. А где парусник, который за ним погнался? Флавий не имеет себе равных в глазах придворных дам. А каков он на море, я не знаю. Вероятно, способен погубить корабль.
     - Центурион Флавий уже побывал в Топере!
     - Побывал? Значит, он обо всем уже знает. Клянусь Венерой, августа наградит центуриона, а дамы наперебой примутся целовать его. Везет же дураку!
     - Скажи, а могу я сообщить обо всем императору, прежде чем вернется Флавиц? Ты не представляешь, как я мчался, чтоб обогнать его посуху!
     - Это не причина, чтобы попасть к деспоту. Он слишком погружен сейчас в воинские заботы. Поэтому все дело он передал святой императрице.
     - Святой императрице? - удивился префект.
     Асбад встал, опустил занавес у входа в таблиний и внимательно осмотрел все углы. Потом придвинулся вплотную к Рустику.
     - Рустик, - начал он шепотом, - ты командир и префект, следовательно, мужчина! Сейчас мы с тобой sub rosa... [доверительно (лат.)].
     Он поднял указательный палец, на котором сверкал большой перстень, к потолку, откуда свисал светильник в виде розы.
     Префект также поднял палец к потолку, потом прижал его к губам и повторил:
     - Sub rosa!
     - Тебе, верно, не ведома история Эпафродита. Слушай! Благодаря игре случая среди палатинцев оказался один варвар, славин Исток. Он поселился не в казарме, а у грека, который полюбил парня, как сына. Почему, об этом Константинополь умалчивает. Но говорю тебе, это был такой солдат, какого не видать ни Мунду, ни Велисарию. Красив - сразу очаровал всех дам, лучник - которому нет равного, наездник - что твой кентавр, умен - как философ эллинской школы. И Феодора полюбила его со всей страстью, на какую способна. Но варвар оттолкнул императрицу, влюбившись в ее придворную даму. Теперь ты все знаешь. Исток попал в каземат, Эпафродит его вызволил. Славин ушел за Дунай и, самое главное, увез с собой даму, которую я сам страстно люблю. Ах, если б ты видел Ирину!
     Асбад прижал руку к сердцу, забившемуся при одном звуке этого имени.
     - Ирину? - переспросил Рустик, не сводя глаз с Асбада, нервно кусавшего губы. - Так не моя ли это племянница?
     - Ирина - твоя племянница? Рустик, возьми меня за руку и ущипни. Как мне это не пришло в голову! Ведь я же знал об этом. Прости, что я рассказал тебе о позоре твоей племянницы. Поверь, я прошел через подлинный ад, пока в сердце моем боролись ненависть и любовь.
     - А может быть, это другая дама?
     - Здесь нет таких имен. Она одна-единственная.
     - Но тогда она не скрылась с варваром!
     Глаза Асбада сверкнули. Он положил обе руки на плечи Рустика и с судорожным усилием произнес:
     - Не скрылась? И ты знаешь, где она! Скажи, префект, отдай мне ее, возврати ее моей душе; я выполню любое желание, скажи только, где Ирина?
     Префект не мог произнести ни слова. Немало лет прожил он в Константинополе, служа офицером, и знал его до тонкостей. И теперь, глядя Асбаду в глаза, он пытался понять, говорит ли тот правду или рассчитывает поймать его в ловушку. Чтобы магистр эквитум женился на Ирине? Нет, это невероятно. Для такого брака девушке нужны миллионы. А их нет ни у него, ни у Ирины. Так, значит, она станет игрушкой в руках Асбада? Нет, этому противилась его кровь, и, вопреки византийской испорченности, не обошедшей и его, в душе Рустика заговорил голос совести: "Выдать? Нет!" Но тут он вспомнил Феодору.
     - Плохо придется Ирине, если императрица любит варвара!
     - Она больше не любит его. И стремится сейчас только к мести. Скажи, что ты знаешь об Ирине?
     - Но если Эпафродита нет, а варвар убежал, весь гнев августы обрушится на головы Ирины!
     - О нет! Феодора обрадуется, узнав, что Ирина не убежала с язычником. Она тоже хочет, чтоб Ирина стала моей.
     - Чтоб она стала твоей? - переспросил ошарашенный Рустик.
     - Да, моей законной женой! Префект, фортуна милостива к тебе, рука императрицы откроет перед тобой дверь к завидной должности в Константинополе. Говори же, отдай мне Ирину!
     Лукавый Асбад задел самую чувствительную струну.
     Однако префект молчал. Асбад отпустил плечо Рустика, руки его ослабли, он упал лицом в мягкую подушку.
     - О Эрот, - бормотал он, вздыхая, зачем ты мучаешь меня? Уходи прочь! Ты заставляешь начальника палатинцев унижаться, в пыли склоняться перед женщиной, которая заслуживает темницы, ибо она, придворная дама, христианка, связалась с варваром, с язычником! И я знал об этом! И молчал из любви к ней, и нарушил свой священный долг. О наказание божье!
     При этих словах Рустик испугался. Если он не отдаст девушку Асбаду, тот отомстит ему. Сколько голодных офицеров жаждет префектуры, чтоб разбогатеть на людской крови! Что стоит Асбаду, любимцу императора, лишить его должности? И тогда он получит приказ отправиться в качестве комитса, придворного советника с ничего не значащим титулом, на войну в Италию.
     - Не печалься, светлейший! Говорю тебе, что Ирина у меня и что она твоя.
     Асбад проворно вернулся к столу, наполнил доверху бокалы так, что огненное вино темными пятнами разлилось по мозаике, и сказал:
     - Если ты исполнишь свое обещание, исполню свое и я. И пусть меня постигнет судьба Искариота и мой конец будет концом Авессалома, если я солгал.
     - Да будет так!
     Префект выпил залпом. Асбад лисьими глазками наблюдал за ним поверх чаши.
     - А сейчас я иду к императрице. Сегодня же ты услышишь высочайшую благодарность, которую выразит тебе повелительница вселенной!
     Префект простился, слегка, правда, встревоженный, но вместе с тем и довольный, предвкушая теплое местечко в Константинополе.
     "Пусть Ирина станет его законной женой или... или..."
     Выйдя на форум, Рустик погладил лицо и, усмехнувшись, пробормотал:
     - В конце концов какое мне дело.
     Услыхав удар гонга, которым раб дал знать, что гость покинул дом, Асбад расхохотался.
     - Рустик, ха-ха, одно имя чего стоит! Мужик - он мужик и есть! Ты станешь магстром оффициорум, а твоя Ирина, любовница варвара, моей законной женой, как же, жди! Сиди в своем Топоре, и за то скажи спасибо! А не то отправит тебя Управа на границу, в разгромленный Туррис на Дунае, чтоб ты пожил там с варварами!
     Он радостно хлопнул в ладоши и вытянулся на своем ложе. Занавес у входа колыхнулся, и, словно душа светлого лимонного дерева, в комнату вошла прекрасная рабыня Мелита.
     Асбад махнул ей рукой. Она села у его ног.
     - Мелита, у тебя будет хозяйка! Прекрасная дама Ирина придет ко мне и станет моей.
     Рабыня обхватила его колени и зарыдала. Асбад приподнялся, обнял ее и прошептал:
     - Не плачь! Придет Ирина, придет любовница варвара, только станет она не моей женой, а твоей прислужницей!
     Мелита пылко обняла его.
     В тот же день Асбад появился при дворе в приемной императрицы. Несколько седовласых сенаторов, два щеголеватых дьякона и пять палатинских офицеров ожидали в зале. Они не произнесли ни слова, но взгляды их были красноречивы, в них сверкала зависть. Кое-кто из них уже третий день проводил в ожидании, но Феодора была неумолима.
     И вдруг пришел Асбад.
     С тех пор как исчез Исток, магистр эквитум не смел приблизиться к престолу. Это хранилось в тайне, но при дворе все знали о том. Встретив Асбада, придворные начинали проклинать Эпафродита, спасшего варвара и перехитрившего стражу, и громко клялись святой Софией, что наступит день мщения и для Асбада вновь засияет с престола солнце милости. Выражения соболезнования Асбад принимал с притворной печалью. Но стоило сенатору или офицеру скрыться за угол, как на губах его появлялась циничная усмешка, и, глядя им вслед, он произносил вполголоса:
     - Знаю я вас! Проклятые лицемеры!
     И вот сегодня Асбад неожиданно с победоносным видом прошествовал к покоям императрицы. Все встрепенулись и поклонились ему, опустив глаза. Магистр эквитум шагал с гордо поднятой головой. Возле самой двери он небрежно пододвинул к себе ногой драгоценный стул и опустился на него. Сноп солнечных лучей засиял на его доспехах, и от этого блеска больно стало завистливым глазам, а сердца дрогнули. Презрительные взгляды Асбада предвещали победу.