Прочитано:

11%

8

     На другое утро Сварун созвал всех вождей, старейшин и опытных ратников на военный совет, чтобы установить мир и порядок в войске. Собрались седовласые мужи, и сказал Сварун:
     - Мужи, старейшины, славные ратники, сражение закончилось, однако не совсем. Великий Перун принял нашу жертву под липой и сказал свое громкое слово. Враг разбит, нам светит солнце свободы, вольно пасутся наши стада. Славины и анты снова стали тем, чем были когда-то и чем должны пребывать во веки веков. Хвала Перуну, и под липой мы принесли ему новую жертву благодарности!
     Но говорю вам, сражение не совсем закончено. Возможно ли оставить плуг посреди нивы и в ясную погоду удалиться домой? Мы глубоко вонзили плуг, пошла широкая борозда, - значит, вперед, братья! Вернем хотя бы крохи того хлеба, который три года забирал у нас Хильбудий. До морозов еще далеко, ударим же по вражеской земле, возвратим отнятое у нас. Овцу за овцу, корову за корову, а христиан и христианок пригоним домой, чтобы они пасли скот, сеяли и жали вместо наших погибших сынов. Таковы думы вашего старейшины, которого вы сами избрали, дабы в преклонные годы он шел впереди и вел вас в сражения. Старейшины, мужи, молвите мудрое слово!
     Поднялся старейшина Велегост, богатый и уважaemый славин.
     - Много своих людей потерял я в этом бою, два сына моих полегли на поле брани. Но я говорю: жив я, есть у меня еще два сына, и пусть все мы падем, если нужно, но прежде отмстим и получим долг сполна. Мудр Сварун, его слово - воля богов.
     - Отомстим! - подхватили славины.
     Старейшины антов молчали. Зорко поглядел на них Сварун. Забота и страх отразились на его лице.
     - Братья наши, анты, вы живете дальше нас и не так страдаете от византийцев, как мы. Но если вы хотите пребывать в безопасности, воздвигните впереди себя стену! Эта стена мы, ваши братья! Пусть же и ваши камни будут в этой общей стене, ваши могучие камни, и вы сможете спокойно спать со своими семьями и вольно пасти свои стада!
     Встал старейшина антов Волк.
     - Братья славины, зима стоит у дверей и стучит в них. Она застигнет нас в горах и возьмет в капкан. Не станем искушать богов! Они много дали нам на сей раз! Возвратимся мирно по домам! А весной соберемся вновь и пойдем через Дунай!
     Анты громогласно одобрили слова своего старейшины. Славины хмурились и ворчали.
     Стремясь добрым словом унять распрю, поднялся Сварун.
     Ты мудро сказал, старейшина Волк. Но, говорю я, не так уж мудр тот, кто заколов и изжарив ягненка, оставляет его и уходит с пустым желудком!
     - Мы не уйдем, мы хотим досыта наесться, - зашумели славины.
     - Не вы одни! Надо быть справедливыми. Анты были верными соратниками и издалека пришли нам на помощь. Разве напрасно трещали копья, напрасно ломались мечи, напрасно летели головы? Нет. Награда принадлежит им по праву. Мы не можем дать ее сейчас, но там, куда мы идем, они будут вознаграждены с лихвой.
     Встал ант Виленец, богатый и хвастливый человек.
     - Волк верно сказал. Не надо награды. В погоне за нею мы можем попасть в лапы зимы, и тогда горькая расплата ждет нас. Поэтому мы возвращaemся. Дом наш далек. Мы поступим мудро, если не станем уподобляться тому алчному мужу, что умер от обжорства.
     Зашумели анты, единодушно требуя возвращения домой.
     Горько было Сваруну. Опечалила его междоусобица. На границе совсем не осталось вражеских гарнизонов, можно беспрепятственно проникнуть за Дунай и взять богатую добычу, но вот анты не хотят. Старый вождь решил еще раз убедить их.
     - Похвально, что вы стремитесь домой. Мы проводим вас с большим почетом. Но спросите своих воинов, может, не откажутся они всего лишь за один месяц получить больше, чем дают им стада за целый год? Давайте спросим воинов!
     Слово взял Волк.
     - Быть по сему. Отложим совет до завтра!
     Старейшины разошлись: славины - вправо, анты - влево.
     - Сварун хочет, чтобы всем заправляли славины, - негодовали анты.
     - Не бывать тому!
     - Как он смеет приказывать свободным мужам!
     - Мы ему не слуги!
     - Надо сказать воинам!
     - Никто не пойдет с ним, напрасно старается!
     Славины бранили антов:
     - Баламуты!
     - Им бы только свару заварить.
     - Пусть их ведут в Византию крутить царские мельницы!
     - К бабам пусть идут, те им спины погреют, коли они так зимы боятся.
     - Далась им зима! Волк он и есть волк!
     Опечаленный Сварун остался один. К нему подошел Исток.
     - Печально твое лицо, отец, - сказал он. - Что решено на совете, почему грустишь?
     - Исток, сын мой, запомни: не видать счастья славинам, пока не будет у них согласия. Облака затянут солнце их свободы, и такие густые, что не пробиться сквозь них лучу радости.
     - Когда я буду старейшиной, отец, я постараюсь научить их воевать. Мы должны учиться у врага, иначе нас будут бить.
     - Я скоро умру, Исток; дыхание Мораны уже близко. И умру без надежды. Только бы уйти мне свободным к праотцам!
     Голова старика поникла. Исток не посмел нарушить его великую печаль.
     В тот день среди воинов было много споров и толков. Обсуждали слова старейшин, одних хвалили, других ругали. Анты склонялись к возвращению домой, славины высказывались за поход на юг.
     Внезапно распри утихли. На востоке у Дуная показались всадники. Воины схватились за оружие. Девушек и раненых быстро переправили через мост, на случай битвы. Исток, забыв о боли, собрал лучших стрелков и расставил их таким образом, чтобы они осыпали стрелами фланги конницы.
     Но чем ближе подъезжали всадники, тем яснее становилось, что это не византийцы. Не сверкали их доспехи, да и скакали они беспорядочной толпой.
     - Гунны! Гунны! - пронесся над лагерем громкий клич.
     Опустив оружие, все с любопытством ждали их приближения.
     Впереди мчался вождь гуннов Тунюш. Под ним был худой и стройный конь - тонконогий, с гибкими и крепкими, словно воловьи жилы, мускулами. Гунн полагал, что приехал в византийский лагерь, поэтому очень удивился, увидев войско славинов.
     В мгновенье ока Тунюш понял, что произошло. С притворной любезностью он спросил, где старейшина Сварун. Подъехав к самому шатру, он с коня приветствовал старейшину.
     Тунюш был коренастый угловатый человек с бычьей шеей. Крупная голова его глубоко ушла в плечи, нос был сплющен, на подбородке росли редкие волосы, маленькие и живые глазки все время бегали, сверкая двумя черными искорками подо лбом. На голове его была остроконечная шапка, на груди - тонкий пластинчатый доспех, поверх которого развевался багряный плащ. Худые бедра прикрывали косматые козловые штаны.
     - Ты самый великий герой, Сварун, ибо ты победил Хильбудия. Самый великий в мире, так говорит тебе Тунюш, потомок Эрнака, сына Аттилы.
     - Куда путь держишь? Сходи с коня, подсаживайся к нам и ешь!
     Тунюш спешился.
     - В Константинополь, хочу обмануть царя и получить денег, - сказал он и захохотал.
     Управда - могучий государь, разве ты не боишься его?
     - Могучий? Ты могуч и я могуч, потому что нам знаком меч и шестопер. А он сидит на золотом троне, крутит исписанные ослиные кожи и холит свою красотку, такую блудницу, что Тунюш ее к хвосту своего коня не привязал бы. Стоит только Управде услышать: "О царь, варвары подходят!", как он сразу отворяет сундук, насыпает золота и молит: "Успокой их, Тунюш, дай им денег, вот бери золото и серебро!"
     - Не верю! Управде служил Хильбудий! Это демон! У кого такие воины, тот может спокойно сидеть на золотом троне!
     - Хильбудий был один! Теперь путь в страну свободен. Можешь идти до самой столицы, коли есть охота!
     - Эх, я-то пошел бы, да вот анты, анты...
     Глаза Тунюша вспыхнули.
     - Позволь моим людям переночевать в лагере. Завтра мы поедем дальше.
     - Вы - наши гости. Что наше - то ваше.
     Гунны смешались со славинами. Тунюш приветствовал славинов, а потом не спеша перешел к антам и лег среди их старейшин.
     Между тем в душе Истока зрело дерзкое решение.
     Он разыскал Радована.
     Тот сидел в сторонке за кустом и связывал оборванные струны лютни. Старик был мрачен и зол. Когда Исток подошел к нему, он изподлобья взглянул на него и продолжал заниматься своим делом.
     - Ты один, Радован? Певец, а прячешься под кустом!
     Радован не ответил ни слова. Лишь резанул его острым взглядом из-под нахмуренных бровей.
     - Что не в духе, Радован? Или лишнего хлебнул?
     Старик посмотрел на него в ярости.
     Но Исток спокойно подсел к нему, помолчал, а потом сказал:
     - Не сердись, дядюшка, я хочу расспросить тебя о важных делах!
     - Спрашивай!
     - Ты идешь в Константинополь?
     - Да, в Константинополь! Я не могу жить среди таких дикарей. Все струны мне порвали, вурдалак их знаешь!
     - Возьми меня с собой?
     - Сын Сварунов, не дело ты задумал! Тебе, сыну вождя, - дома сидеть, а мне, певцу, - по белу свету бродить.
     - И все-таки я пойду с тобой. Я хочу идти, мне надо идти!
     - Византией лишил тебя разума. Не болтай попусту! Сиди дома, не убивай отца своего. Подумай, ведь ты у него теперь единственный сын.
     - Потому мне и надо в Константинополь.
     - Щенок поймал тебя в свой капкан и помутил тебе разум. Я скажу отцу, чтоб он нарезал прутьев и вразумил тебя.
     - Дядюшка, смилуйся, возьми меня с собой. Я умею петь. Я хорошо пою!
     - Глупец что вода - знай себе прет вперед. Растолкуй мне, какая надобность толкает тебя в Константинополь?
     - Хочу научиться воевать по-византийски!
     Радован разинул рот и долго смотрел на юношу широко раскрытыми глазами, держа в руках концы оборванной струны.
     - Воевать по-византийски! Но ты умеешь воевать по-своему. И только что доказал это, мне отроки рассказывали.
     - Византийцы воюют лучше. И я хочу у них поучиться.
     Радован размышлял, связывая струны.
     - Ничего не скажешь, придумал ты не плохо. Сам царь обрадовался такому воину. Но знай, там варваров первыми посылают в бой, и они редко возвращаются живыми.
     - Перун станет хранить меня.
     - Хорошо! Ты славный юноша, кто знает, может, тебя и ждет счастье. Я возьму тебя с собой, но как только мы выйдем в путь - ты мой сын. Понял?
     - Понял, любезный отец!
     - Тунюш тебя видел?
     - Нет!
     - И не должен! Тунюш - хитрая лиса. Он едет в Константинополь, чтобы там продать нас Управде за рваную конскую сбрую. Потому-то я от него и спрятался. О своем замысле - никому ни слова.
     - Ни слова, отец!
     - Гуннам на глаза не показывайся. Ночью мы скроемся. Но подумай хорошенько, твой отец умрет с горя!
     - Не умрет. Девять сыновей его пали - и он не умер.
     - Ладно. Готовься. Надень холщевую рубаху и захвати с собой овчину, в Гемских горах будет холодно. Оружие не бери. Только нож спрячь за пояс. Может пригодиться.
     - И двух диких коней возьму.
     - Не надо. Музыканты и певцы ходят пешком. Да и спешить нам некуда.
     - Только молчи, отец!
     - Ты тоже помалкивай и избегай Тунюша. Вечером, когда все улягутся, жди меня за этим кустом!
     Радостно попрощался Исток со стариком. В душе у него все кипело. Заманчивые картины сменяли одна другую. Он мечтал о ратных делах, о прекрасном Константинополе, мечтал о том, как вернется домой умелым и ловким воином, и его изберут вождем. А вдруг он погибнет бог весть где, - вдруг никогда больше не увидит своего племени, отца, сестры своей Любиницы? Сомнения боролись в нем с решимостью.
     А Радован долго раздумывал, связывая струны, и наконец решил:
     "Пусть идет дерзкий отрок! Вдвоем веселей будет. Посмотрим цирк в Константинополе, а там затоскует по дому, и весной я приведу его обратно. А в войско ни за что его не пущу. Совесть потом заест".
     Важно развалившись среди антских старейшин, Тунюш выпустил свои щупальца и вскоре выведал мнение антов о походе на юг. Он-то хорошо знал, что гарнизоны вдоль дороги, ведущие через Гем в Константинополь, настолько незначительны, что после разгрома Хильбудия объединенное войско варваров шутя могло бы с ними справиться и захватить богатейшую добычу.
     Однако Тунюш заботился о своих интересах.
     - Стало быть, вы не пойдете со Сваруном на юг?
     - Нет! - ответили старейшины.
     - Разумное решение! Вы знаете, что Тунюш, потомок Аттилы, ваш верный друг и союзник. Кровь Аттилы протухла бы в моих жилах, если б я скрыл от вас правду. На пути в столицу стоят еще десять полководцев со своими отрядами, и они сильнее Хильбудия. Не несите свои тела на ужин волкам. Возвращайтесь и празднуйте победу!
     - Слыхали? А Сварун-то? Гордыня толкает его на юг!
     - Сварун - великий воин. И воля у него железная. Потому не спорьте на воинском совете, а мирно и тихо уходите. Один Сварун не пойдет на юг, а повернет за вами.
     Старейшины, поблагодарив Тунюша за великую любовь к ним, разошлись по своим отрядам и рассказали воинам о том, что им сообщил гунн. Украдкой переговариваясь, анты отделились от славинов. К ночи войско распалась на два лагеря.
     Тунюш ужинал у Сваруна, восхвалял его храбрость и насмехался над антами. Он выпил много меда и вина. Маленькие глазки его остановились на Любинице. Девушка вздрогнула и сжала на груди амулет, дар знаменитой ведуньи.
     Наступила темная хмурая ночь. В лагере улеглись рано.
     Рассветало медленно и неохотно. Сварун стоял перед шатром и думал, как уговорить антов.
     Вдруг его окружили взволнованные старейшины славинов.
     - Анты исчезли! Их лагерь пуст! Тунюша поглотила ночь, - наперебой говорили они.
     Сварун прижал руки к груди, сжал губы и вошел в шатер.
     Вышел он оттуда лишь около полудня. Лицо его будто окаменело. Глубокие морщины стали еще глубже и тверже и походили на трещины в скале, размытые водой в ходе столетий. Он один решил идти в землю византийцев, чтобы вернуться домой хоть с какой-нибудь добычей в знак славной победы. В граде он надумал оставить Истока, чтобы тот охранял и защищал его от бед.
     Сварун велел позвать сына.
     Все обегали отроки. Осмотрели лагерь, окрестности, кусты, равнину - минул день, напрасно ожидал Сварун, Истока нигде не было.
     Тогда Сварун призвал старейшин и сказал им, что слагает с себя власть.
     После этого он, молчаливый и угрюмый, сел на коня, позвал Любиницу и всех своих и той же ночью перешел Дунай. Он закрылся в своем доме и, как раненный лев, что отлеживается в своем логове, долгие дни и еще более долгие зимние ночи лежал там на овчине.