Прочитано:

54%

     Для Равы это не представило никакого затруднения, и он тотчас же ответил.
     - Отправимся, как будто на охоту. Кто за вами будет следить? А в дороге можно будет устроить так, чтобы нас не узнали.
     - А в Праге? - перебил король, но сам тотчас же прибавил:
     - В Прагу нужно кого-нибудь вперед послать.
     Кохану легко было догадаться о цели этой поездки.
     - Если нужен посол к Рокичане, - сказал он, - то я поеду!
     - Послы и посредники ни к чему не повели, - ответил король. - Я лично должен с ней переговорить... Наступил решительный момент. Ксендз Ян вызвался нас обвенчать. Я готов на все решиться, лишь бы иметь надежду, что Людовик не отнимет короны от моего потомства. Рокичана хоть и мещанка, однако, достойна быть королевой.
     Рава ничего ему не возразил.
     Для безопасности Казимира его мог сопровождать Добек Боньча, прозванный Фредрой, так как можно было смело положиться на его находчивость, храбрость и громадную силу; сам же Рава взялся ехать вперед в Прагу, чтобы приготовить помещение для короля и предупредить вдову.
     После короткого разговора и обсуждения решено было поступить по совету Кохана: он поедет один в Прагу, а король в сопровождении небольшой свиты отправится туда на следующий день.
     На рассвете Кохан, закутанный в капюшон, тронулся по направлению к чешской столице, выбирая кратчайший путь и хорошо знакомые ему тропинки.
     Для себя лично он мог найти помещение в старом городе, у мещанина Вуйка, у которого он уже несколько раз останавливался; ему нужно было позаботиться лишь о помещении для короля и о разговоре с Рокичаной.
     Он рассчитал, чтобы приехать в город в сумерки, но еще до закрытия ворот, и прямо отправиться к Вуйку. Он знал, что его там радушно примут, так как никогда не скупился и щедро платил, а дочь Вуйка, красивая Зоня, веселая, миловидная, игривая девушка была к нему расположена и всегда была ему рада. Все знали и догадывались, почему он так часто туда заглядывал, и его приезд ни для кого не был секретом.
     Да и Зоне, с утра до ночи говорившей, трудно бы сохранить секреты; она выболтала бы и собственные грехи, до того у нее язык чесался. Будучи сама легкомысленной и кокеткой, она всегда была рада помочь во всякой интрижке, так как ей казалось, что чужой грех оправдывает ее собственное поведение.
     Как раз в то время, как приехавший Кохан переодевался в отведенной ему комнате, Зоня, стоявшая на крыльце дома, заметила приходившего мимо Енджика. Она его хорошо знала, слышала о его любви к Рокичане, и хотя жалела его, однако часто над ним подтрунивала. Он шел с опущенной головой и не заметил девушки, которая шаловливо нагнувшись к нему, шепнула:
     - Тебе остается только повеситься, Енджик! Они отнимут-таки от тебя Кристину. Опять приехал от польского короля посол, который возит ей драгоценности; если б она была каменная, то и то не устояла бы... Да, она счастливая женщина.
     Енджик остановился и сильно насупился; из слов Зони он догадался о приезде Кохана, на которого он давно уже точил зуб. Девушка, между тем, со смехом убежала в комнату.
     Енджик, мучимый ревностью и желанием принять меры для охранения доброго имени вдовы, притаился за углом дома, поджидая Кохана.
     - Ничего они не достигнут, - шептал он про себя, - пускай же даром не шатаются и не пятнают ее доброй славы. Этому же должен быть положен конец!
     В сумерках Кохан выбежал из дома Вуйка, спеша к вдове; но лишь только он появился на улице, как Енджик его остановил.
     Думая, что его по ошибке приняли за другого, Рава пробормотал что-то и хотел обойти нахала, заступившего ему дорогу, но Енджик удержал его за плащ.
     - Не бойтесь, - сказал он, - я не разбойник, я знаю, кто вы и с какой целью сюда прибыли; мы должны переговорить.
     - Но я не знаю, кто вы, - возразил нетерпеливо Рава, хватаясь за меч, - да и у меня нет ни времени, ни желания с вами разговаривать.
     - Я Енджик, здешний купец, меня все знают, - воскликнул чех, не позволяя Раве уйти, - вы должны со мной поговорить!
     Рава вспылил.
     - Никто не смеет меня принуждать! - крикнул он.
     В этот момент Енджик что-то шепнул ему на ухо. Рава притих, и они оба вошли в дом Енджика, находившийся на расстоянии нескольких шагов.
     Осветив комнату, купец, как гостеприимный хозяин, велел подать пива и, усевшись на скамейке против Равы, начал:
     - Вы опять приехали? Что? Но напрасны все ваши труды. Король, или не король - никто не возьмет Рокичану без венчания! Я ее знаю с детских лет. Если бы даже она согласилась - чего, конечно, никогда не случится - то родные и друзья этого не допустят. Зачем же напрасно давать пищу людским толкам?
     После минутного раздумья Енджик взглянул на Кохана глазами, метавшими молнии, и видимо на что-то решившись, сказал:
     - Я скажу вам всю правду. Я ей ни брат, ни сват, между нами очень далекое родство, но я ее люблю с детских лет и, хотя эта любовь до сих пор мне дала лишь одно горе и в будущем ничего лучшего не предвещает, я от нее не откажусь. Кристина для меня недосягaemа, но я не позволю, чтобы другие ее обидели. Вы должны знать о том, что страстная любовь толкает людей на безумные поступки. Примите это к сведению. Я скажу вам только, что если ее кто-нибудь обидит, я на всякую месть готов. У нее мужа нет, а родственники - Господь их знает - заступятся ли, но я... клянусь Богом, я этого не допущу! Я человек маленький, купец, но это ничего не значит, руки у меня есть, и я не пожалею последней копейки, чтобы...
     Он не закончил, ударив кулаком о стол и, сжав губы, взглянул на противника, как бы требуя ответа.
     Кохан, человек опытный, мог хранить хладнокровие или быть пылким, смотря по тому, как этого требовали обстоятельства. Он придерживался правила: против пылких быть хладнокровным, а против хладнокровных - горячиться. Видя перед собой сильно взволнованного, хотя и сдерживающего себя Енджика, он старался оставаться спокойным.
     - Послушайте, - произнес он, - я, собственно говоря, не понимаю, что вам нужно. Не стану врать; король меня посылает к Рокичане, и если она меня принимает, то это ее дело. Она вдова и может поступать по собственному усмотрению.
     - Ну, нет! - крикнул Енджик. - Женщину нужно всегда охранять... это уж вы напрасно...
     - Ее опекуны - братья покойного Миклаша, - возразил Рава.
     - Да, - ответил Енджик, - но они не могут за ней присмотреть и уберечь ее, а я...
     Остановившись на минуту, он резко спросил:
     - Скажите, чего вы от нее хотите? Чего? Чтобы она к вам в Краков поехала? Обещаете ей богатства? Землю? Что?
     Рава, пожав плечами, ответил:
     - Я не намерен перед вами исповедоваться. Скажу вам лишь, что вы напрасно беспокоитесь. Рокичана - умная женщина и сама за себя постоит.
     - Да, - перебил Енджик, - но ведь она - женщина, а он - король.
     - Помимо того, что он король, он человек, который не желает ничьей обиды.
     Они взглянули друг на друга, как бы измеряя свои силы. Шансы были неравны: Кохан, хитрый придворный, представлял собой полную противоположность Енджику, честному и слишком пылкому простаку.
     - Я вам вот что скажу, - отозвался после минутного молчания Енджик, - сохрани вас Бог, если вы ее обидите, я вам не прощу...
     Он облокотился и продолжал:
     - Вспомните только эту громкую историю Амадеев в Венгрии. Здесь о ней все знают. Старик отец, правда, поплатился жизнью, не отомстив за дочь, но он пытался это сделать - значит дорожил своей честью. Рокичана для меня дороже, чем дочь для отца; у меня нет ни отца, ни матери, ни семьи. Один я, как перст...
     Кохан покачал головой.
     - Что же делать? - произнес он. - Вы высказались, я выслушал - и довольно. Я вам лишь одно отвечу: вы нас предостерегли, и этим вы стали для нас менее опасным. Ну, а теперь баста...
     Енджик, видя, что Кохан собирается уходить, и раздраженный еще больше его хладнокровием, вскочил со скамьи.
     - Я поступил честно и вас предостерег, потому что не хотел напасть на вас из-за угла.
     - А вы думаете, что мы вас испугaemся? - спросил Кохан.
     Енджик, схватив себя за голову, в сильном волнении воскликнул:
     - Это уже ваше дело; а если бы мне даже пришлось истратить последнюю копейку, чтобы нанять пятьдесят или сто людей... то я готов!
     - А мы можем выставить таких триста! - рассмеялся Кохан. - Впрочем, чего нам тут болтать - ведь это все равно, что воду в ступе толочь...
     Кохан вновь попытался уйти.
     Енджик, наконец, вышел из себя.
     - Бросьте эти бесполезные посещения, - воскликнул он, - это ни к чему не приведет, говорю вам! Ни к чему! Вскружите лишь голову женщине. На ней мог бы жениться какой-нибудь из более богатых мещан или господ...
     - Или вы, - расхохотался Рава.
     - Нет! - воскликнул Енджик, - я не смею претендовать ни на ее руку, я для этого слишком ничтожен, но я не позволю погубить ее жизнь. Бросьте ваши посещения, - повторяю вам.
     - Но ведь вы знаете, что я слуга короля, - возразил Рава, - и я не могу противиться его приказаниям.
     - Объясните королю!
     Рава махнул равнодушно рукой.
     - Простите, - сказал он, снова поднимаясь. - Вы хотели переговорить, я дал себя втянуть в этот разговор, выслушал вас, а теперь у меня нет времени. Прощайте!
     Енджик что-то бормотал, хмурился, сердился, но не мог его больше задерживать. Взглянув вслед Кохану, он вторично повторил свою угрозу и заломил руки.
     Кохан в ответ на это, равнодушно пожимая плечами, направился прямо к дому Рокичаны, но не застал ни ее, ни старой воспитательницы, которая была им подкуплена наравне с другими слугами.
     Его пригласили в приемную и предложили обождать возвращения Рокичаны, которая, по словам, должна была вскоре возвратиться со свадьбы в Старом Городе. Это вовсе не соответствовало его планам, потому что он должен был еще искать безопасного помещения для короля, выехать ему навстречу и провести туда.
     Поздно вечером богато одетая, покрытая драгоценностями, утомленная продолжительными танцами вдова возвратилась в сопровождении красивого, статного мужчины. Это был - как Рава легко догадался - новый претендент, какой-то бедный немецкий барон, служивший при императорском дворе; он ухаживал за вдовой, вероятно, больше ради ее денег, чем ради ее красоты. Увидев ожидающего Кохана, он подозрительно взглянул на него, грозно нахмурился и ушел. Для Равы это была уже вторая неприятная встреча.
     Вдова не особенно обрадовалась его приезду и приняла его довольно сухо.
     Но Рава, не смущаясь и не откладывая в долгий ящик, шепнул ей, что на следующий день тайком прибудет сам король.
     Услышав это, Рокичана даже всплеснула руками.
     - Зачем? - воскликнула она. - Разве для того, чтобы услышать из моих уст то, что я ему столько раз передавала через вас? Это совершенно напрасно, потому что меня он не купит ни за какие богатства. Зачем же он едет?
     Рава не хотел выдать ей намерения своего пана.
     - Не знаю, - сказал он, - хотя бы для того чтобы взглянуть в ваши глаза; что же тут удивительного?
     - Да, ему это конечно, не повредит, - едко ответила вдова, - ему это будет развлечением, а мне-то сколько потом придется выслушать упреков, с этим вы не считаетесь, вам это все равно? Вы думаете, что, как бы хорошо вы его ни скрыли в Праге, об этом не будут знать? А что потом обо мне станут говорить, когда узнают, что король приезжает ко мне тайком?
     Слезы потекли из глаз Рокичаны, и она, закрыв лицо платком, направилась в другую комнату; Кохан кинулся за ней.
     - Зачем король приезжает, это не мое дело, - произнес он, стараясь ее успокоить. - Одно могу вам лишь сказать, если он на этот раз приедет напрасно, то вы его больше не увидите. Он везет вам... веское слово!
     Рокичана взглянула на него.
     - Какое слово?
     Рава после некоторого молчания ответил:
     - Вы это услышите из его уст. Не унывайте, мне кажется, что вас ждет большее счастье, чем вы надеетесь!
     С этими словами Кохан ушел, оставив Рокичану сильно заинтересованную тем, что же мог сообщить ей король.
     Было уже довольно поздно, и Кохан в этот день ничего больше предпринять не мог; он возвратился к Вуйку и провел весь вечер с его дочерью Зоней среди веселых шуток и проказ. Девушка была неутомима хохотунья и безжалостная кокетка. Шутя, они договорились до того, что Зоня шепнула Кохану:
     - Если вы увезете отсюда Рокичану для польского короля, знаете что? Возьмите меня тогда в качестве старшей служанки при ней. По вечерам будем там так же проводить время, как и здесь.
     - Даже лучше! - воскликнул Кохан со смехом. - Я согласен, прекрасно! Захотели бы вы только, а за мной дело не станет.
     - Поеду, но только вместе с Рокичаной. Я буду за ней смотреть.
     Она что-то шепнула Кохану на ухо.
     - Ведь так или иначе ей необходимо иметь при себе девушек, - прибавила она.
     Кохан не то шуткой, не то серьезно обещал ей это устроить и в благодарность получил поцелуй, подававший некоторые надежды.
     Девушка размечталась о роскошном придворном житье и о богатом замужестве.
     Кохан, посоветовавшись с Вуйком, которому он открыл тайну, нашел, что лучше всего поместить короля в одном из монастырей Старого города, где его не так легко могли бы заметить. Это не представляло никаких затруднений, так как все монашеские ордена, имевшие монастыри в Кракове, имели такие же и в Праге и находились с ними в постоянных сношениях. Поэтому Кохан отправился к настоятелю доминиканцев, и после короткого разговора с ним наедине ему удалось все устроить. Настоятель обещал приютить Казимира так, чтобы никто об этом не узнал.
     Освободившись от тяготившей его заботы, Рава сел на коня и выехал навстречу королю.
     Но уж видно судьба решила ставить ему разные препятствия на этот день и отнимать у него дорогое время.
     Лишь только он отъехал несколько шагов от дома Вуйка, навстречу ему попался верхом на лошади тот самый соперник, барон Гаш, которого он видел у Кристины.
     Узнав его, Кохан хотел проскользнуть мимо, но Гаш, очевидно, поджидавший его, догнал его и довольно невежливо начал разговор.
     - Не уйдете теперь от меня! - кричал Гаш. - Я знаю, кто вы и что делали у прекрасной Кристины. Прибыли ли вы в качестве посла, или для себя лично, - это все равно, - прежде чем пробраться к моей вдове, вы должны иметь дело со мной!
     - Как это, к вашей? - спросил Рава, остановившись, и немного раздраженно.
     - К моей, потому что я за ней ухаживаю и терпеть не могу соперников.
     Кохан презрительно расхохотался.
     - Если вы знаете, кто я, - сказал он, - то вы должны знать, что я не для себя сюда прибыл.
     - Гм! - воскликнул Гаш, - люди толкуют разное. Вы слуга короля. Находятся и такие, которые утверждают, что вы для него готовы жениться...
     Раве кровь бросилась в голову.
     - Я такого же происхождения, как и вы; я дворянин и рыцарь, - произнес он спокойно, - после того, что вы мне сказали, мне не остается ничего более, как вас вызвать и драться. Сегодня на это у меня нет времени, а завтра я к вашим услугам.
     Гаш сжал губы.
     - Хорошо, - произнес он, - до завтра.
     Кохану хотелось как можно скорее освободиться от своего соперника, чтобы вовремя поспеть навстречу королю; он ловко бросил ему перчатку в знак вызова, стегнул лошадь хлыстом и поскакал. Немец хотел что-то ответить, но было уже поздно, и он за ним не погнался.
     Рава, отделавшись от него вызовом, помчался по большой дороге, ведущей в Краков, и, лишь отъехав на большое расстояние, он остановился на опушке леса. Решив обождать здесь приезда Казимира, он слез с коня, вошел в лес и спрятался в кустарниках, все еще опасаясь погони.
     Уже был вечер, когда вдали показался небольшой королевский отряд, сопровождавший короля: он состоял из нескольких всадников, одетых в серые и невзрачные платья. Сам король, чтобы не обращать на себя внимания, ехал между всадниками, а впереди гордо выступал статный и красивый Добек Боньча, которого вся эта мистификация, казалось, сильно забавляла. Придворные отдавали ему честь, как будто он был первым лицом. Кохан тотчас же узнал короля и подъехал к нему, чтобы дать ему отчет во всем.
     Всадники остановились, но нельзя было потратить много времени на разговоры, так как надо было торопиться, чтобы поспеть в город до закрытия ворот.
     О Енджике и об его угрозах Кохан не счел нужным передать, но о Гаше и о его вызове не мог умолчать. Казимир нахмурился и остался очень недоволен тем, что прибытие в Прагу его фаворита было обнаружено; он это приписывал неосторожности Равы и опасался, что оно может обнаружит его собственный приезд в Прагу.
     В плохом расположении духа, с пасмурными лицами, они проскользнули в город, назвав себя у ворот польскими дворянами, приезжающими по собственным делам. На них не обратили особого внимания, так как между Чехией и Польшей были постоянные сношения, и ежедневно много поляков прибывало в Прагу. По малолюдным улицам Раве удалось провести короля в доминиканский монастырь, не встретив никого по дороге. Вечером того же дня он известил Рокичану о приезде Казимира и стал искать секундантов к завтрашнему поединку с Гашем.

     Прекрасная Рокичана имела обыкновение ежедневно посвящать много времени своему туалету; даже в те дни, когда она гостей не ожидала и сама не собиралась в гости, она заботилась о том, чтобы быть одетой к лицу.
     Ходили слухи, что для поддержания в полном блеске своей красоты она употребляла какие-то таинственные средства, какие-то дорогие воды, эликсиры, румяна, лекарства.
     Отдельная комната, в которую нельзя было никому входить, была предназначена для этого. Ключ от нее Рокичана всегда носила с собой. С утра, прямо с постели, она отправлялась туда, и слугам нельзя было ее сопровождать. Только старая родственница, она же и экономка, входила вместе с ней; они запирались на ключ, и часто долго приходилось ожидать выхода оттуда вдовы.
     Все это сильно возбуждало любопытство слуг, и они всеми силами старались проникнуть в эту тайну. Они следили за Рокичаной, но все их старания были напрасны: вдова ни на минуту не расставалась с ключом, берегла его как зеницу ока и даже в бальном туалете носила его при себе, так что они, наконец, отказались от надежды узнать эту тайну.