Прочитано:

17%

     Совершенно внезапно Горда обняла меня:
     - Помоги нам, нагваль, - просила она. - если ты этого не сделаешь, нам лучше умереть.
     Я был близок к слезам. Не столько из-за......, сколько потому, что что-то боролось во мне, внутри. Это было что-то такое, что все время прорывалось наружу с тех пор, как мы посетили город. Мольба Горды разрывала сердце. У меня опять начался приступ того, что походило на гипервентиляцию. Холодный пот залил меня. Затем мне стало плохо с животом. С безграничной нежностью Горда ухаживала за мной.
     Верная своей тактике ожидания, Горда не хотела обсуждать наше совместное видение в оасаке. Целыми днями она оставалась замкнутой и решительно незаинтересованной. Она не собиралась обсуждать даже то, что мне стало плохо. Так же поступали и остальные женщины.
     Дон Хуан обычно подчеркивал необходимость дождаться самого подходящего времени для того, чтобы избавиться от чего-либо, что мы держим, и я понял механику действия Горды, хотя был недоволен ее упорством в выжидании. Это не соответствовало нашим интересам. Я не мог находиться здесь слишком долго, поэтому я потребовал, чтобы мы все собрались вместе и поделились тем, кто что знает. Она была непреклонна.
     - Мы должны ждать, - сказала она. - мы должны дать шанс нашим телам добраться до решения. Наша задача - это задача вспомнить не умом, а телом. Все понимают это.
     Она испытующе посмотрела на меня. Она, казалось, высматривала намек, который показал бы ей, что я точно понял задачу. Я признал, что я полностью озадачен, потому что я был чужим. Я был один, в то время как они поддерживали друг друга.
     - Это молчание воинов, - сказала она, смеясь, а затем добавила примирительным тоном: - это молчание не означает, что мы не можем разговаривать о чем-нибудь другом.
     - Может быть, вернемся назад к нашему разговору о потере человеческой формы? - спросил я.
     В ее взгляде было недовольство. Я многословно объяснил, что должен понимать значение всего, в особенности когда участвуют незнакомые концепции.
     - Что в точности ты хочешь узнать? - спросила она.
     - Что угодно, что ты захочешь рассказать мне, - сказал я.
     - Нагваль говорил мне, что потеря человеческой формы приносит свободу, - сказала она.
     - Я верю этому, но не ощущаю этой свободы пока что.
     Последовала минута молчания. Она, очевидно, следила за моей реакцией.
     - Что это за свобода, Горда? - спросил я.
     - Свобода вспомнить свое "я", - сказала она. - нагваль сказал, что потеря человеческой формы подобна спирали. Она дает свободу вспоминать, а это, в свою очередь, делает тебя еще более свободным.
     - Почему ты еще не чувствуешь этой свободы? - спросил я.
     Она щелкнула языком и пожала плечами. Казалось, она была в затруднении или не желала продолжать наш разговор.
     - Я связана с тобой, - сказала она. - до тех пор, пока ты не потеряешь человеческую форму, чтобы вспомнить, я не смогу узнать, что означает эта свобода. Но, может быть, ты не сможешь потерять человеческую форму до тех пор, пока не вспомнишь. Во всяком случае, нам не следует об этом разговаривать. Почему ты не пойдешь и не поговоришь с Хенарос?
     Это прозвучало так, как будто мать посылает ребенка погулять. Я совсем не обиделся. Если бы так сказал кто-нибудь другой, то я легко мог бы принять это за враждебность или жалость.
     Мне нравилось быть с ней. В этом была разница.
     Я нашел Паблито, Нестора и Бениньо в доме Хенаро, занятых странной игрой. Паблито болтался в полутора метрах над землей, заключенный во что-то вроде кожаного корсета или сбруи, прикрепленной к его груди и запястьям. Корсет напоминал толстый кожаный жилет.
     Посмотрев пристальней, я заметил, что Паблито в действительности стоит на толстых петлях, которые свисали с его жилета подобно стременам. Он был подвешен в центре комнаты на двух веревках, переброшенных через толстую круглую потолочную перекладину, которая поддерживала крышу. Каждая веревка была прикреплена к самому корсету над плечами Паблито при помощи металлического кольца.
     Нестор и Бениньо держали каждый по веревке. Натягивая веревку, они держали Паблито в воздухе, стоя лицом друг к другу. Паблито изо всех сил держался за два тонких шеста, которые были установлены на полу и удобно входили в его стиснутые ладони.
     Нестор был слева от Паблито, а Бениньо справа.
     Игра походила на трехстороннее перетягивание каната, на отчаянную битву между тем, кто тянул, и тем, кто подвешен.
     Когда я вошел в комнату, было слышно только тяжелое дыхание Нестора и Бениньо. Мышцы на их руках и шеях вздулись от напряжения.
     Паблито следил за ними обоими, взглядывая на каждого из них попеременно мгновенным взглядом.
     Все трое настолько ушли в свою игру, что даже не заметили моего присутствия, а если и заметили, то не могли прервать свою концентрацию, чтобы приветствовать меня.
     В течение десяти-пятнадцати минут Нестор и Бениньо пристально смотрели друг на друга в полном молчании. Затем Нестор притворился, будто кусает свою веревку. Бениньо на это не попался, а Паблито поверил. Он усилил свою хватку левой рукой и зацепился ногами за шесты для того, чтобы усилить свое положение. Бениньо воспользовался этим моментом, сделал могучий рывок как раз в тот момент, когда Паблито ослабил хватку.
     Рывок Бениньо застал Паблито и Нестора врасплох. Бениньо всем своим весом повис на веревке. Нестор был перетянут. Паблито отчаянно пытался уравновесить себя. Это было бесполезно. Бениньо выиграл игру.
     Паблито выбрался из корсета и подошел ко мне. Я спросил его об их необычной игре. Ему, казалось, не хотелось рассказывать. Нестор и Бениньо примкнули к нам после того, как сняли свои приспособления. Нестор сказал, что их игра изобретена Паблито, который нашел эту конструкцию в своих сновидениях, а затем построил ее, как игру. Сначала это было устройство, чтобы напрягать мышцы двоих в одно и то же время. Кто-нибудь один, по очереди, бывал подвешенным, а затем сновидение Бениньо дало им возможность переделать игру так, чтобы все трое напрягали мышцы. Они также обостряли быстроту реакции зрения, оставаясь в состоянии бдительности иногда целыми часами.
     - Теперь Бениньо думает, что это помогает нашим телам вспоминать, - продолжал Нестор. - Горда, например, чертовски здорово играет в эту игру. Она выигрывает всегда, в каком бы положении она ни находилась. Бениньо думает, что это потому, что ее тело вспоминает.
     Я спросил, есть ли у них правило молчания. Они рассмеялись. Паблито сказал, что Горда больше всего хочет походить на нагваля Хуана Матуса, она намеренно подражает ему, вплоть до самых нелепых деталей.
     - Вы не будете против, если мы поговорим о том, что произошло прошлой ночью? - спросил я в замешательстве, поскольку Горда была столь решительно против этого.
     - Нам все равно, - сказал Паблито. - ты - нагваль.
     - Бениньо тут вспомнил кое-что действительно таинственное, - сказал Нестор, не смотря на меня.
     - Сам-то я думаю, что это был просто запутанный сон, но Нестор думает иначе.
     Я с нетерпением ждал и кивком головы попросил их продолжать.
     - Прошлой ночью он вспомнил, как ты учил его искать следы следы на мягкой почве, - сказал Нестор.
     - Должно быть, это был сон, - сказал я. Я хотел рассмеяться над этим абсурдом, но они все трое смотрели на меня умоляющими глазами.
     - Чепуха, - сказал я.
     - В любом случае я лучше скажу тебе, что у меня тоже были похожие воспоминания, - сказал Нестор.
     - Ты водил меня в какие-то скалы и показывал, как надо прятаться. У меня это не было сном. Я бодрствовал. Я шел с Бениньо за растениями и внезапно вспомнил, как ты учил меня. Поэтому я и спрятался так, как ты мне показывал, и напугал Бениньо до полусмерти.
     - Я учил тебя?! - вскричал я. - как это может быть? Когда? - я начал нервничать. Казалось, они не шутили.
     - Когда? В том-то и дело, - сказал Нестор. - мы не можем сказать, когда. Но Бениньо и я знaem, что это был ты.
     Я чувствовал себя глубоко придавленным. Дышать было трудно. Я боялся, что мне опять станет плохо. Я решился тут же рассказать о нашем с Гордой совместном видении.
     Рассказывая об этом, я расслабился. В конце рассказа я уже опять взял контроль над собой.
     - Нагваль Хуан Матус оставил нас чуть приоткрытыми, - сказал Нестор. - все мы видим немножко. Мы видим дыры в людях, у которых были дети, а также время от времени мы видим небольшое сияние в людях. Поскольку ты не видишь совсем, похоже на то, что нагваль оставил тебя совсем закрытым для того, чтобы ты сам открылся изнутри. Теперь ты помог Горде, и она не то видит внутри, не то выезжает на тебе.
     Я сказал, что то, что случилось, могло быть случайным.
     Паблито решил, что нам следует пойти на любимую скалу Хенаро и посидеть там, сблизив головы вместе. Двое остальных нашли эту идею блестящей. Я не возражал. Хотя мы сидели очень долго, ничего не произошло. Тем не менее, они неплохо отдохнули.
     Пока мы были на скале, я рассказал им о тех двух людях, которые, по мнению Горды были доном Хуаном и доном Хенаро. Они соскочили с камня и буквально потащили меня в дом Горды. Нестор был возбужден больше всех. Он был почти невменяем. Единственное, чего я смог от них добиться, так это то, что все они ожидали этого знака.
     Горда ожидала нас у двери. Она знала, что я все рассказал.
     - Я просто хотела дать своему телу время, прежде чем мы успеем что-то рассказать. Я должна быть совершенно уверена, и теперь я знаю, что это так. Это были нагваль и Хенаро.
     - Что находится в тех хижинах? - спросил Нестор.
     - Они не вошли в них, - сказала Горда. - они ушли в сторону открытых полей, в сторону востока, в направлении нашего города.
     Она, казалось, склонна была успокаивать их. Она просила их остаться, но они не захотели. Они извинились и вышли. Я был уверен, что они неловко себя чувствовали в ее присутствии. Она выглядела очень сердитой. Я наслаждался взрывами ее эмоций, и это было совершенно несвойственно моим обычным реакциям. Я всегда чувствовал себя взвинченным в присутствии кого-либо, кто был взволнован. Горда была загадочным исключением.
     В начале того вечера мы все собрались в комнате Горды. Все они были задумчивы. Они сидели в молчании, глядя в пол. Горда попыталась начать разговор. Она сказала, что не бездельничала и, сложив два плюс два, получила некий ответ.
     - Вопрос не в том, чтобы сложить два плюс два, - сказал Нестор. - задача состоит в том, чтобы заставить тело вспоминать.
     Похоже было, что они говорили между собой, судя по тем кивкам согласия, которые Нестор получил от остальных. Это поставило меня и Горду в положение посторонних.
     - Лидия тоже помнит кое-что, - продолжал Нестор. - она считала это своей глупостью, но, услышав о том, что вспомнил я, она рассказала нам, что вот этот нагваль возил ее к лекарю и оставил ее там, чтобы она вылечила глаза.
     Мы с Гордой повернулись к лидии. Она опустила голову как бы в раздражении и что-то бормотала. Похоже, что воспоминание было слишком болезненным для нее. Она сказала, что, когда дон Хуан впервые нашел ее, ее глаза были поражены инфекцией, что она не могла видеть. Кто-то отвез ее на машине очень далеко к лекарю, который и вылечил ее. Она всегда была убеждена, что это сделал дон Хуан, но услышав мой голос, она поняла, что это именно я возил ее туда. Несоответствие таких воспоминаний бросало ее в дрожь уже с первого дня, как она меня встретила.
     - Мои уши не лгут мне, - добавила Лидия после долгого молчания. - именно ты вез меня туда.
     - Невозможно! Невозможно! - закричал я.
     Мое тело начало неконтролируемо трястись. У меня появилось чувство раздвоенности. Вероятно то, что я называю своим рассудком, не могло больше контролировать меня всего и заняло место зрителя. Какая-то часть меня наблюдала за тем, что другая часть меня тряслась.